В общем, дело застопорилось. Допросили всех свидетелей преклонных лет. Престарелый пастор из близлежащей деревни, тогда он уже перевалил за девяносто, раз на десятый уразумев, что же все-таки от него хотели, кряхтел-кряхтел, а потом припомнил слова деда: да, да, конечно, и Нидерхаммеру можно ловить рыбу там, где вода омывает его участок («Слышите? – торжествующе прошептал я тогда своему шефу. – Он ведь не случайно употребил это словечко «омывает»!»), он испокон веку и ловил ее около себя. Но вдова Терезия Платцер-Ресль, которая была даже, пожалуй, чуть постарше пастора, сообщила нам, что ее тетушка, некогда слывшая в округе целительницей, некая Барбара Вабн, служившая поварихой при старом, вернее, при «престарелом бароне», якобы слышала от него, что Нидерхаммер никаких прав на ловлю рыбы не имеет, но, мол, его, барона, это не заботит ни капельки, поскольку все равно бессовестному Нидерхаммеру сей рыбой не разжиться, и вообще чтоб его черти взяли.
– Это говорит как раз в пользу наших намерений, – провозгласил мой шеф на процессе.
– Никак нет, – протестовал адвокат противной стороны. – Наоборот! Наоборот! Это есть молчаливое одобрение!
– Возможно, – не стал спорить мой шеф, – но при временно препятствующем условии, что деда вашего подзащитного возьмут черти.
Разумеется, существовал целый ряд судебных прецедентов вынесения решений по аналогичным конфликтам, однако упомянутые конфликты оставались все же аналогичными, но никак не идентичными, к тому же содержали в себе противоречия. В состав суда включили нового председателя – опытного, авторитетного судью, к тому же «чистокровного баварца», прекрасно владевшего местным диалектом. Выслушав от судьи-референта судебного состава обстоятельства дела, он назначил выездное заседание суда для осмотра места.
И упомянутое выездное заседание суда вылилось в триумф баварской юстиции. Проходило оно в особом зале близлежащего весьма пристойного деревенского ресторанчика. Естественно, присутствовала и судебная коллегия судов второй или даже третьей инстанций в полном составе, и секретарь для ведения протокола, и прокурор истцовой стороны с внушительным деревянным молотком, при воскресном черном костюме и белой рубашке, затем наша сторона, то есть мой начальник с бароном, по этому случаю в аристократическом облачении, и ваш покорный слуга, которому дозволили скромненько сидеть в безликом костюмчике подле шефа и держать его объемистый портфель.
Председатель повторил и обобщил обстоятельства дела, приятно удивив меня и не только меня доскональным ознакомлением с производством по делу, а также ясным пониманием исторического и правового аспектов рассматриваемого случая. Невольно – нет, тут я буду не прав, наверняка это был умело и точно рассчитанный ход – председатель с легкостью перешел с традиционного немецкого на баварский диалект, то есть с языка судей на язык человеческий.