Он сел в кресло, положил руки на подлокотники, улыбнулся:
— Здравствуй, Веруша.
— Здравствуй, Яшенька, — тихо, только ему ответила Вера и улыбнулась, укутывая его простынёй. — Ты, вижу, побрился уже. Что тебе сделать – подровнять, уложить?
— Ты у нас мастер. Решай сама.
— Хорошо, — она кивнула и опять улыбнулась. — Какой ты молодец, что пришёл.
О, Господи, подумал Гурьев. Эти женщины – я когда-нибудь сойду от них с ума. Что же это такое? Отдавать, отдавать – всегда отдавать. Ничего не ожидая взамен. Ну, нет. Всё у тебя будет, Веруша. Обещаю. Тебе – обещаю.
— Как тебе работается?
— Хорошо работается. Уже даже постоянные клиенты появились.
— Прелесть какая. Не обижают тебя – начальство, коллеги?
— Девочки?! Да ты что. Тут коллектив замечательный. Просто чудо. И Наум Исаевич – очень хороший человек. Напрасно ты его напугал. Я понимаю – ты не со зла, ты за меня беспокоишься. Не нужно, Яшенька. Я сильная. Уж больше, чем ты для меня сделал – такое, наверное, никому не под силу. А за то – прости, это ведь я от слабости бабьей…
— Веруша. Голубка, ты что говоришь.
— Знаю, не думай, знаю, что говорю, — светлая, такая светлая играла на её губах улыбка, что у Гурьева медленно, но неумолимо возник в горле колючий комок. — Проси, чего хочешь, Яшенька. Мне для тебя ничего не жаль. Нужно что-нибудь?
— Нужно.
— Говори.
— Если услышишь – от клиентов, от захожих каких людей – разговоры такие, что тебя испугают, насторожат, — не раздумывай, сразу звони мне. В школу звони – а с завтрашнего дня по номеру девятнадцать-девятнадцать, добавочный ноль один. С автоматического аппарата просто шесть цифр набрать. Запомнила?
— Запомнила, Яшенька. Что случилось? Плохое что?
— Пока ничего, но может, — он коротко, скупо объяснил, о чём речь. — Я руку держу на пульсе, конечно, но всякое, знаешь ли, случается.
— Что ж за нелюди бывают на свете, Яшенька, — горестно вздохнула Вера. — Не сомневайся – если что…
— Нелюди, — кивнул Гурьев. — Очень правильное слово, голубка. Нелюди. Нежить.