— Это не глупости. Я просто хочу… Я хочу, чтобы не было никаких недомолвок, никакого притворства, я боюсь этого больше всего, понимаешь?
— Да. И, тем не менее, это глупости.
— Глупости?
— Конечно.
— Значит, я глупая.
Господи, Господи, подумала Ирина. Господи Боже мой, Гур, если бы ты знал, как здорово быть глупой, — с тобой. Только с тобой, понимаешь? Слушать тебя и понимать, какая я дура невозможная, и от счастья становиться еще глупее…
— Ты и вправду у меня дурочка, Иришка, — Гурьев погладил девушку по волосам и улыбнулся.
— У тебя?!
— У меня.
— Действительно, — Ирина вздохнула и опустила голову. — Действительно. Я совершенная дурочка, но мне ни капельки не стыдно. Это оттого, что я…
— Что ты – у меня. И это здорово.
— Ты думаешь?
— Уверен. Вот совершенно.
Какой ужас, подумала Ирина без всякого страха. Какой ужас. Как могло со мной такое произойти? А с ним? Неужели это всё не сон?!
Раскатистый перезвон трамваев сделался реже. Словно истончился, подобно апрельскому утреннему ледку на поверхности луж. Ирина поднялась со скамейки, поправила юбку:
— Проводи меня до остановки, поздно… У меня завтра первый урок.
— Почему только до остановки?
— Так… Тебе же ещё домой ехать.
— Рассказывай.
— Что?
— Ира, — Гурьев покачал головой. — Рассказывай. Я весь – внимание.
— Гур!
— Я уже шестнадцать лет Гур. Давай-давай, говори, зайчишка.
— Я не зайчишка. Я же не за себя… Ох!
— Ну, продолжай, продолжай. Зайчишка.
— Ладно, — у Ирины вырвался долгий вздох. — У нас сосед есть такой, Колька Силков. Настоящий бандит. Всё время с финкой ходит. Его даже участковый милиционер побаивается!
— Ай-яй-яй, — Гурьев прищёлкнул пальцами в воздухе – так неожиданно громко, что Ирина непроизвольно вздрогнула. — С финкой, да? Какой кошмар. Просто с ума сойти.
— Не паясничай. Он действительно бандит. У него шайка целая…
— Час от часу не легче, — Гурьев всплеснул руками. — Ещё и шайка. И что?
— Он… поклялся, что никого ко мне не подпустит. И не подпускает! Как будто я его собственность!
— Кошмар, кошма-а-а-р, — Гурьев широко раскрыл глаза и прижал тыльную сторону ладони ко рту. Вобрал голову в плечи и, затравленно озираясь, шмыгнул носом. Потом заглянул под скамейку. — Странно. Нет никого, а я уж подумал, — Он выпрямился и с весёлым удивлением посмотрел на девушку. — Иришка, ты, наверное, и в самом деле утомилась. Колька, шайка, лейка, клятвы на крови, марьинорощинские страсти. Поехали домой. Действительно поздно.
— Это гораздо серьёзнее, чем ты думаешь!
— Ну, будет, будет. Идём.
— Ты хочешь, чтобы мы поругались?
— О? — изумился Гурьев.