— Гур! Замолчи, я тебя умоляю…
— Нет, — Гурьев так стиснул зубы, что огромные желваки вспухли у него на щеках. — Хватит. А если вы не поймете… Если я увижу, что это важно для моей совести и самости – я воевать с ними стану. Воевать, понятно?! Уж не знаю, как это у меня получится. Но, думаю, не слишком плохо.
— Воевать?!?
— Да. Потому что нормальную жизнь нельзя просто так отдать этим упырям, кинуть псам под хвост. За нормальную жизнь теперь надо биться не на живот, а на смерть. Ира, ну, хотя бы ты не смотри так на меня и поверь, что я говорю правду! Правду и на этот раз. Потому что я не обманывал тебя никогда. Недоговаривал – каюсь, это было. Но не лгал. Слышишь?!
— Да, да. Господи, в это невозможно… просто кошмар какой-то. Знаешь… Я люблю тебя, и мне всё равно, что ты думаешь по поводу переписки Энгельса с Каутским. Это правда. Гур… Ты самый лучший на свете, Гурьев. И самый красивый. Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивый?
— Мама. И ты. Но женщины склонны к преувеличениям.
— Ты даже сам не знаешь, какой ты.
— Почему?
— Потому что, если бы знал, и не посмотрел бы в мою сторону.
— Глупости какие, — Гурьев обнял Ирину за плечи. — Идём.
— К вам?
— К нам.
Ирина проснулась оттого, что почувствовала – Гурьев не спит. Она так и не привыкла к жёстким – после родных перин – футонам, на которых спали и Гурьев, и его домашние. Ирина пошевелилась:
— Гур.
— Что?
— Прости меня.
— Что ты, Ириша?
— Я ведь всё понимаю. Просто мне очень страшно. Пока не думаешь об этом, кажется, что всё хорошо. Ну, почти. Гур… Понимаешь?
— Да. Это я понимаю.
— Наверное, об этом не стоит – сейчас. Но… Ты никогда не думал, — может быть, лучше уехать?
Гурьев долго молчал. Ирина осторожно потормошила его:
— Гур?
— Уехать – куда?
— В Париж. В Лондон. Куда-нибудь!
Он снова молча лежал так долго, что у Ирины в груди начал расползаться мертвящий холод. Она готова была разрыдаться, проклиная себя за то, что осмелилась завести этот разговор.
Гурьев привлёк её к себе:
— Родители собираются заграницу?
— Да, — выдохнула Ирина. — Да. Гур, Боже мой… Папу пригласили в институт Пастера. Ты же знаешь, он довольно близко с Алексеем Максимовичем…
— Знаю.
— Я сказала, что не поеду.
— Почему?
— Я никуда не поеду без тебя. Мне нечего делать без тебя, Гур. Нигде. Понимаешь?
— И что они сказали на это?
— Ты знаешь, как они к тебе…
— Знаю. Это их шанс уцелеть, зайчишка. И твой.
— Гур!
— Я не уеду, — Ирина, глядя в его лицо, увидела, как оно затвердело. — Нет. Это моя страна. Её защищал мой дед. Десятки поколений предков моего отца сражались за неё. Это моя земля. Не Париж. Не Лондон. Не Берлин. Я здесь. Пусть эти катятся отсюда ко всем чертям. А вас… Вас я вряд ли смогу как следует защитить. Помнишь, что я говорил? Там, в Питере? Я ошибался. Я не готов. Мне предстоит долгая дорога, и мне придётся идти по ней одному.