— Его доставят к вам, миледи. Это улажено.
— И не забудьте о профсоюзах. Они – один из ключевых элементов.
— Да, леди Рэйчел.
— Тогда послезавтра – первый лорд Адмиралтейства. Вероятно. Всё будет ясно после беседы с Его Величеством.
— Я распоряжусь подготовить материалы для встречи с Его Величеством, — наклонил голову Осоргин. — Это всё?
— Пока – да.
— Ещё какие-нибудь поручения или пожелания?
Рэйчел замялась. Помолчав несколько секунд, она встала и опять шагнула к окну. И так, сцепив на животе побелевшие пальцы и стоя спиной к Осоргину, что позволяла себе лишь в одной-единственной ситуации, спросила преувеличенно спокойно, даже бесцветно:
— Какие-нибудь новости от… него, Вадим Викентьевич?
— Никаких, миледи, — отрицательно качнул головой Осоргин. — Пока – никаких. С Москвой мы поддерживаем контакт в обычном режиме. Поступающие сведения касаются почти исключительно внутреннего положения в России, миледи. Мы внимательно изучаем данные, ничего особенно интересного непосредственно для вас и для работы банка там – пока – не происходит.
— Но что же? Неужели ничего не меняется в России? — без улыбки спросила Рэйчел, поворачиваясь лицом к Осоргину.
— Конечно, меняется. Меняется многое, многое, сразу и везде. Очень многое, но в то же время – не всегда и не совсем так, как мы ожидали, и как нам хотелось бы. Но ведь так всё и должно происходить, совершенно в соответствии с планами, — Осоргин хрустнул пальцами, и, увидев, как поморщилась Рэйчел, смешался. — Простите.
— Ничего, ничего, — поспешно сказала Рэйчел. — Я иногда думаю о том, что чувствовала бы я, оставшись без Родины, без всего, что мне дорого, без Вас, без Тэдди, потеряв всё на свете, вынужденная бежать куда-нибудь в Рейкьявик и сидеть там, не в силах ничего предпринять…
— Это не так уж и фантастично, миледи, — усмехнулся Осоргин. — Это ещё вполне может произойти.
— Он уехал, чтобы этого не случилось. Вы ведь знаете это, так же, как и я, — грустно сказала Рэйчел. — Чтобы этого больше нигде, никогда не случалось!
— Вы верите, что у нас это получится? — тихо спросил Осоргин и стиснул зубы.
— Я верю. И вы должны верить, мой дорогой капитан, — Рэйчел вскинула голову. — Только так мы можем что-то сделать. Все вместе. Только так у нас появится шанс снова увидеть его здесь. С нами.
Она никогда не думает о себе, вздохнул Осоргин. Почти никогда. Или о нём, или о брате. О нас всех, о работе, о банке. И снова о нём, — все эти годы. И этот взгляд, — внутрь себя, и свет изнутри, такой свет! Заработав миллионы фунтов, каждый день находясь среди мужчин, которые… Она всё время думает о нём. Всё время. Конечно, если бы не он, ничего этого не было бы. И меня бы не было. Господи Иисусе, как ты посмел оставить её, мерзавец?!. Да, да, я знаю. Ты не мог поступить иначе. Ты уехал, чтобы защитить её, — и всех нас. Если бы не эта тряпка на троне сначала и не эта толпа вурдалаков в Кремле потом, у меня могла бы быть такая дочь, замирая от ярости, подумал Осоргин. Или такой сын! Толпа вурдалаков, русских и нерусских. Ну-ну, — а разве не русские столетиями торговали русскими, словно скотом? Разве не русские жгли за это русских, вешая и швыряя на вилы грудных младенцев?! Мы сами себя ненавидим. Что же удивительного в том, что случилось с нами, если мы сами так ненавидим друг друга?! Это же он сказал тогда, — Всевышний рассеял евреев не за грехи прелюбодеяния и мздоимства, а за грех беспричинной ненависти. И с нами Он поступил так же, только рассеял лишь толику нас. Может быть, чтобы когда-нибудь собрать нас снова. Господи, пусть у него получится. Прости нас, Господи. Мы опомнимся. Мы опомнимся и передавим всю эту нечисть. Клянусь Тебе, Господи. Прости нас. Прости Россию, Господи!