Прибежал запыхавшийся Дзик. Он сорвал канистру с бензином и облил им разбитый грузовик. Все отскочили от машины: Дзик бросил зажженную спичку. Вспыхнуло пламя.
Семп собрал партизан. Операция длилась не больше пяти минут. Вскоре на шоссе было тихо и спокойно. Лишь из канавы на повороте временами появлялись языки пламени. Семп и партизаны распрощались с улыбающимся Дзиком. Они с трофеями уходили на Красное болото, а он уезжал на велосипеде в Граево.
* * *
В этот день комендант лагеря смерти в Богуше напрасно ожидал прибытия грузовика — «призрака смерти». А к лесу тем временем ежеминутно подъезжали машины, переполненные гестаповцами. Временно движение на шоссе было приостановлено.
На следующий день в назначенное время Дзик прибыл к месту работы. Когда монтеры заняли свои рабочие места, он осторожно, чтобы не вызвать подозрений, прошелся вдоль линии телеграфных проводов, от столба к столбу до места вчерашней засады. С любопытством осмотрелся. Остатки разбитого грузовика были увезены. Он не нашел никаких следов, которые свидетельствовали бы о вчерашнем происшествии. Лишь обгоревшие ветви ближайшего молодняка и желтый песок, которым было засыпано место, где сгорел грузовик, свидетельствовали, что это произошло здесь.
Ночью немцы уничтожили следы нападения на «призрак смерти». Гестапо запретило вести разговоры на эту тему. Немцы боялись, чтобы жителями Восточной Пруссии не овладел страх, страх, вызванный сознанием, что даже здесь, среди бастионов и многочисленных гарнизонов нельзя в 1943 году чувствовать себя в безопасности.
Крытая соломой изба была низкой, покосившейся от старости. Из снега, толстым слоем лежавшего на крыше, торчала лишь черная труба, из которой временами шел дым. Деревья, растущие около избы, были покрыты инеем. Декабрьские сумерки быстро сгущались, окружающие предметы теряли свои очертания. Невдалеке чернел лес. От затемненных окон деревня казалась вымершей. И хотя был сочельник, в деревне не слышалось ни смеха, ни пения, как это всегда бывало прежде. Люди в домах разговаривали полушепотом, будто боясь звука собственной речи.
В одной из изб, прислонившись к печке, стояла женщина и, прикрывая фартуком лицо, сдерживая рыдания, временами подбрасывала дрова в огонь. Светильник бросал на стены комнаты слабые тени.
Двое детей, прижавшись друг к другу, лежали на скамейке около окна. Временами они тихо о чем-то между собой перешептывались, посматривая с любопытством на пахнущий сеном покрытый белой скатертью стол.
Женщина то и дело выходила на крыльцо. Прислушивалась. Но со стороны ближайшего шоссе доносился лишь шум моторов, от которого сжималось в страхе ее сердце.