— Зяма, Зяма! — послышался издали со съемочной площадки голос Лены. — Начинаем снимать!
— Идемте… Скажем там…
— Не могу, — ответила я. — Как же я выйду на середину площадки и начну все объяснять? Это в театре хорошо, когда Катерина в «Грозе» кается!.. А в жизни… просто насмешишь людей. — Я усмехнулась и добавила: — Да они и не поверят… Все уже сыты по горло красноречивыми разговорами и показной искренностью…
— Чего, чего, а хороших слов было много… — вздохнул мой собеседник.
— Зяма-а! — кричали с площадки.
— Дело в том, — заторопился он, — Евгений Данилович и Лена, как парторг киногруппы, сами вызвали начальство. Показать трудности съемок в непогоду… Ну и Анну Николаевну обуздать… Лена, вы знаете, необыкновенный человек! Настоящий друг, умница…
— Зяма-а! — кричала уже в рупор Лена. — Съемка!
Он виновато развел руками и побежал на зов.
— Лена будет говорить с начальством начистоту! Назначено партсобрание! — крикнул он, уже отбежав.
Я приободрилась. Все были возмущены, все хотели справедливого решения, а когда дело выяснится, они сами увидят, что я не заодно с «теми».
* * *
Прошел еще день. На «Батыре» почти не было слышно голосов. Только из машинного отделения доносилось такое пыхтение, что становилось страшно, не взорвется ли от натуги наш котел.
Иногда мне казалось, что и я не выдержу. Только уверенность, что скоро все кончится, прибавляла терпения. Мне не понадобилось рассказывать о планах, составленных «теми». Все уже знали, что они собираются закончить картину без Евгения Даниловича, и общее возмущение было залогом того, что это им не удастся. Может быть, и мне придется отвечать за дружбу с «теми», но я готова была все объяснить, если меня спросят.
А пока я, словно зачумленная, не выходила из каюты, чтобы не увидеть, как честные люди поворачиваются ко мне спиной, не испытать снова, как насильно разжимают обнимающие меня руки маленькой подружки. Я опять коротала время у окна боцманской каюты.
Река обмелела, песчаная коса противоположного берега вытянулась почти до середины. Буксирные катера шли теперь подальше от мыса, а течением и ветром конец плота относило к самому нашему берегу. Люди, стоя на крайних бревнах, долго упирались и отталкивались баграми, а буксирчики, дымя, пыхтели на одном месте, пока не освободится застрявший у берега длинный бревенчатый хвост речного дракона. Наш поворот стал опасным.
Под вечер около самого «Батыра» чуть не разорвало небольшой плот-самосплавку. Мужчина, сбросив брезентовый плащ, вцепился в тяжелый конец бревна, заменяющего руль, и, положив его к себе на плечо, старался выправить плотик. Ему помогала девушка. Они вместе потащили руль налево, преодолевая сопротивление воды. Их костер тлел прямо у моего окна, и видны были войлок и полушубок, постеленные в шалаше. Я решила, что буду считать до десяти и, если за это время положение не изменится, побегу к капитану за лодкой.