— О чем они спорят? — спросила Альфия, дергая меня за подол.
— Я не понимаю, — призналась я.
Я просто ничегошеньки не понимала.
За несколько дней мне удалось разобраться в механизме съемок. Я знала, что электроэнергию, необходимую для работы киноаппарата, для освещения и звуковой аппаратуры, дает специальная электростанция — автомобиль. Им управлял маленький, но важный дядя Степа. Свою электростанцию он назвал по-кинематографически: лихтваген. А работающие со звуковой аппаратурой называли свой специальный автобус тонвагеном. Я знала, что, кроме лихтвагена и тонвагена, для нужд экспедиции есть еще один автобус, есть два грузовика и «ГАЗ-69», который все ласково называют «козликом». Знала даже, что под руководством художника и его ассистента работает целая бригада плотников.
Но почему все спорят и упрекают друг друга, этого я не знала.
— А ты умеешь танцевать? — спросила Альфиюшка, опять подергав меня за юбку, чтобы привлечь внимание. Склонив голову набок, она хитро сверлила меня своими черными миндалевидными глазами.
— Ну вообще, конечно, — стараясь быть серьезной, ответила я.
Альфиюшка высокомерно вздернула свой остренький подбородок.
— И не хуже моей мамы?
— Ну, не знаю… — Мне не хотелось обижать девочку, наверное, ей казалось, что ее мама танцует необыкновенно. Я осторожно спросила: — Мама танцует лучше другой Венеры?
— Ты смешная! — залилась смехом Альфия и, важничая, видимо подражая взрослым, добавила: — Кто же может танцевать, как та Венера? Она же народная артистка! Ты понимаешь?
Я понимала, но все-таки продолжала спрашивать:
— Ну, а чем же она лучше других?
— Ах! — возмущенно воскликнула девочка. — Ты знаешь, что такое фуэте? Понимаешь, это, когда балерина кружится на одной ножке, а другая ножка все время двигается в воздухе… Вот так…
Альфиюшка, сжав губы и нахмурив брови, болтнула правой ногой в сторону и чуть не свалилась.
— Я знаю, что такое фуэте! — ухватила я ее за руку, чтобы поддержать, и, с трудом сдерживая улыбку, добавила: — Слышала, что это трудно…
— Так вот, — объявила девочка. — Венера… не моя мама, а другая Венера делает фуэте семьдесят раз, не сходя с места! Правда-правда, все так говорят, — добавила она.
— Семьдесят раз? — постаралась удивиться я, потому что сама делала не меньше, и пошутила: — И она ни разу не прокрутила в полу дырку и не провалилась в нижний этаж?
Моя собеседница подумала.
— Не слышала, — призналась она. — В детстве я не интересовалась балетом…
— А сейчас, на старости лет, ты хочешь стать балериной?
Она обняла меня где-то около колен и, прижавшись, воскликнула: