— Раечка, все… — услышала я голос Вадима сквозь плеск аплодисментов и шум в зале. — Все кончилось…
Ниже двумя этажами, в кафе, я хоть и глотала апельсиновый сок, но все еще не могла вымолвить слова. Вадим, пододвигая ко мне все стоявшее на столе, объяснял, что задача французского режиссера — протест против смертной казни даже для страшных преступников.
Мне все еще было трудно дышать. А есть я ничего не могла.
— Пойдемте на улицу, — попросила я.
Мы медленно пошли какими-то малолюдными переулками. Вадим взял меня под руку.
— Да вы трусиха! — пошутил он.
— Не знаю, — сказала я. — Как-то наша школьная бригада возвращалась с далекого, утомительного шефского концерта… Моя бабушка, самый близкий мне человек, стараясь приободрить ребят, обращала наше внимание на леса, луга, речушки — все прекрасное за окном автобуса. Другая наша спутница, взглянув в окно, сказала: «Ну и грязища на дороге!» Понимаете, в одно окно можно видеть разное — и грязь и красоту.
— Но ведь прекрасное может быть некрасивым! — задумчиво сказал Вадим. — Сегодняшний фильм об уродливых вещах прекрасен… Он взволновал вас, заставил согласиться с мыслью автора.
Я вздохнула:
— А мне всегда хочется сказать: смотрите, люди, как это прекрасно!..
— Прекрасны вы сама… Но…
Он крепко прижал мой локоть и стал рассказывать о выразительности современной литературы, где болячка на губе и гнойная точка на веке девочки придают правдивость и силу портрету, а сравнение бесформенного лица с коровьей лепешкой запоминается навсегда. И, хотя я жадно хотела служить только прекрасному, приходилось согласиться, что болячка на губе и коровья лепешка запомнятся.
— Выразительность — не синоним прекрасного, — упрямо сказала я.
Мне было очень интересно спорить. Впервые довелось говорить об этом. Наши школьные ребята и не думали о таких задачах искусства. Да и что они знали, если сравнить их с Вадимом? Он не только спорил, но и смягчал разговор шуткой.
Когда мы вышли к манежу, простор площади позволил нам полюбоваться небом, где среди далеких, мелких звезд более близкая зеленая на крыле самолета спешила к аэродрому.
— Ну как, трусиха, хотели бы вы стать космонавтом? — весело спросил Вадим.
— Не знаю. Мне трудно судить, я ведь не летчик!
— А Белка и Стрелка разве были летчиками? — засмеялся он.
— А разве у них спрашивали? — засмеялась и я. — Надели жилетки и… скулите, если желаете!..
— Жизнь дороже славы? Да? — воскликнул он, заглядывая мне в лицо.
— Конечно, жизнь дороже собственной славы, — немного обиженно ответила я. — Только тут разговор не о Белке и Стрелке, тут совсем другой полет, и надо иметь какие-то особые данные, подготовку, обучение…