— Тебе лучше знать. — Усмехнулся парень.
Музыка резко изменилась, и в яростной игре скрипки, вступившей в первую партию, послышался известный современный мотив иностранной песни. Максим осторожно поставил меня на пол, что цокнули каблуки.
— Ты прекрасно танцуешь. — Улыбнулся он и в благодарность галантно поцеловал мне запястье.
— Нет, это ты отлично летаешь. — Хохотнула я.
Филипп уже лениво потягивал сок из высокого стакана, наполовину наполненного льдом. Рядом с ним егозой крутилась сияющая, как и ее волосы, Снежана. Аида с Эмилем медленно качались в такт, улыбаясь друг другу с нежностью и преданностью. Вот отчим Филиппа осторожно поднял руку, и женщина сделала грациозный разворот.
Я смотрела на них и улыбалась. Видение ударило с такой силой, что отбросило меня на Филиппа. Ноги подогнулись, а сердце застучало, как в нервическом припадке.
… Чтото серое, размытое, несущее в себе ужас и смерть, медленно приближалось к Эмилю. Тот стоял, повернувшись спиной к опасности, усталыми глазами рассматривая светившийся сад за окном. В темноте чудовище двигалось со странной неестественной грацией, словно еще танцевало на прекрасном балу. Вот мужчина оглянулся, в лице скользнуло узнавание, улыбка окрасила губы, но чтото хлесткое блестящее полоснуло воздух. Эмиль побледнел, отшатываясь и хватаясь за горло. Изпод пальцев, заливая белую сорочку медленно, словно нехотя, показалась кровь. Много крови, море. Синие глаза тускнели, превращаясь в белые слепые кругляши. Зрачки сузились до точки, и в них навсегда застыла смерть, отнимая очередное создание у жизни…
Филипп подхватил меня в последнее мгновение, спасая от падения. Выныривая из страшного образа, я уткнулась лицом в его пиджак, пахнущий тонким знакомым одеколоном, и прикусила губу, чтобы не заорать.
— Эй, Саша! — Он осторожно погладил меня по голове явно обеспокоенный. — Что случилось?
— Мне не хорошо. — Прошелестела я, распухший язык не шевелился.
— Ты ее закружил! — Буркнул он, вероятно, обращаясь к Максу.
Вдыхая знакомый аромат, присущий только Филиппу, я малопомалу успокаивалась. Кулаки разжимались, дрожь проходила.
— У нее началась морская болезнь! — Бранился он на брата, словно говорил о слабоумной.
— Нормально. — Я отодвинулась, крепко сжав ее руку, и опустила голову, боясь, как бы Филипп не увидел возможного будущего в моих воспоминаниях.
Внутренне, я дала себе клятву, что завтра обо всем расскажу ему, признаюсь в приходивших ко мне видениях, и мы вместе попытаемся разобраться в них.
— Проводи меня в спальню. — Слабым голоском попросила я.