— Три! — и стрелы помчались к цели.
До сайрена было шагов тридцать, и промахнуться было просто невозможно, но мгновение Иеро казалось, что его стрела забирает вправо. Неужели он взял неверную поправку на ветер?
Три стрелы впились в мясистое тулово сайрена. Одна у основания, другая в середину, и третья точно у развилки. Точно так, как и целили.
Щупальца потянулись к пораженным местам. Чувствует сайрен боль, нет, никто до сих пор точно не знал. Если и чувствуют, то эти стрелы для монструозии не больше, чем заноза человеку.
К счастью, у них не простые стрелы.
Три огненных шара вспыхнули почти одновременно, и Иеро услышал крик — невероятно тонкий, пронзительный, крик, на который отзываются не уши, но зубы. Наверное, это все-таки ментальный крик. Никто не находил у сайрена органов, могущих издавать реальные звуки. Впрочем, искали зимой, а, может, сайрен теряет вдобавок к жгутам еще и горло?
Когда огонь унялся, стали видны ожоги. Ужасные ожоги. Парз бы не выжил от подобного ожога. Снапер бежит прочь, получив стрелу Лайджа. Но озерный сайрен бежать не мог. Щупальца метались по воздуху, жгуты слепо разили во все стороны, само тулово извивалось от боли — теперь уже Иеро знал, что монструозии больно, очень, очень больно.
Лысый Джон потряс головой, видно крик Сайрена оглушил и его.
Брасье же смотрел бесстрастно, будто перед ним не одно из самых жутких чудищ Канды, а учебная мишень.
— Нам понадобятся все стрелы. Цельтесь, куда и прежде.
Они выстрелили — не слаженно, как предыдущий залп, в том не было больше нужды, раз сайрен и на вершине боли не смог подчинить себе сознание людей.
Ветер донес до Иеро запах горелой плоти. Его затошнило, хотя запах был такой же, какой бывает у зажаренного на вертеле трехдневного детеныша грокона.
Именно потому и затошнило, сообразил Иеро. Легче бы переносилось зловоние.
Они стреляли медленно, тщательно выцеливаясь. Стрела Лайджа — могучее оружие, но и очень дорогое. Оно, верно, и к лучшему, иначе еще во времена Смуты, когда Аббатства враждовали между собой, все бы перебили друг друга за милую душу. Выпустил стрелу в воинский отряд и двух-трех сжег до угля, а человек десять — до истошного крика. Один из первых шагов, положивших конец Смуте, был уговор аббата Бранермана, по которому люди обязывались не применять стрелы Лайджа против людей. На лемутов уговор не распространялся. К счастью, лемуты отчего-то не пользовались огнем Лайджа. Богословы считали, что это происходит оттого, что Темные Мастера боятся дать лемутам слишком могучее оружие. Плохо, если слуга сравняется силой с господином.