– Цыплят по осени считают, – сердито возразил Вернон.
Аманда открыла ящик туалетного столика и достала пару перчаток.
– Положи драгоценности сюда, – предложила она, – а я возьму хлеб. Его принесли?
Вернон кивнул.
– Да, он в коробке, прямо за дверью. Мальчишка принес его сразу после твоего ухода.
В промасленной картонной коробке был пшеничный хлеб, который итальянцы пекут на пасху и кладут возле алтаря, чтобы обеспечить хороший урожай в будущем году.
На страстную пятницу женщины кладут такой хлеб в каждой часовне, украшенной во славу воскресения Господня.
На свежей хрустящей корочке были изображены пшеничные колосья.
– Теперь, когда все закончилось, я наконец могу поесть, – весело проговорила Аманда.
– До конца еще далеко, – строго заметил Вернон. – Я не успокоюсь, пока мы не сбудем все это с рук.
Аманда взглянула на деньги, лежавшие у него на коленях.
– Я полагаю, мы поменяем их на фунты, – сказала она. – Не хотелось бы мне прыгать еще раз.
– Джексон еще ни разу нас не подводил. Если этот его друг столь же надежен, как все прочие, нам будет не на что жаловаться.
– Если не считать двадцать процентов, – очень тихо проговорила Аманда.
– Моя дорогая, что бы делали такие любители, как мы, если бы не Антонио и подобные ему? Не стоит мелочиться, Аманда, и, ради всего святого, спрячь это барахло.
Она взяла нож и отрезала верхнюю часть хлеба, а потом пригоршнями стала вытаскивать мякиш, пока не осталась одна корка.
Вернон протянул ей банкноты и она засунула их внутрь, прикрыв сверху мякишем. Чтобы приладить на место верхнюю корочку, Аманда достала из комода три длинные спицы, прикрепила их с трех сторон хлеба и закрепила верхушку, проделав в ней три отверстия.
– Отлично! – сказала она, отстраняясь, чтобы полюбоваться своей работой. – Теперь завернем его в белую бумагу, так, чтобы люди видели, что мы несем.
– Я положу перчатки в карман, – сказал Вернон.
– Доставай их осторожно. Будет ужасно, если выпадут бриллианты Лоренцо!
– Придется тогда представить, что они упали с твоей шеи, – сказал Вернон.
– Ну, мое пальто из верблюжьей шерсти не подходит к бриллиантам такой величины, – засмеялась Аманда. – Да, будь я настоящей женщиной, я бы поносила их, прежде чем отдавать.
– Прекрати болтать глупости и пойдем. – Аманда улыбнулась и встала.
– Бедняжка! Я знаю, ты не любишь, когда я дразню тебя. Но все прошло хорошо, а ведь меня могли схватить.
Вернон глянул на нее с высоты своего роста.
– Послушай, Аманда, – сказал он. – Разве мы сделали недостаточно? Может, нам пора остановиться?
– Вернон, ты знаешь, что мы поклялись друг другу страшной клятвой, что расплатимся со всеми, и мы это почти уже сделали.