А вот с одежей перемудрили. Вот они на что глаза уставили: тулуп-то Егорка в тепле распахнул, а рубаха под тулупом зеленого холста – то ли фабричная, то ли домодельная, непонятно, а видно, что богатая. Даже уж чересчур богатая для прохожего человека. И штаны тоже – ни дать, ни взять господские брюки, а уж про сапоги и говорить нечего. За такие сапоги любой понимающий человек пять рублей отвалит, не жалеючи, да еще похваляться будет, что дешево купил. Да еще – скрипка. Но с этим ничего не поделаешь – скрипка, она голос души моей, без нее я – как калека, как немой, так что пусть уж болтают, что хотят.
Васенька принес кипрей, да в чайной паре, будто настоящий чай, а к нему чашечку, беленькую, как кусок сахару, и горшочек с медом – достаточно большой, чтобы проезжий гость не пожалел пятака, но меда в нем было на донышке. Егорка только усмехнулся.
Но только он успел отпить глоток кипрея и съесть ложку меду, только успел кивнуть мужику, который спросил: «Ты чей такой будешь?» – как вошел в трактир Влас, который задал корму лошадям, устроил груз и собирался поужинать. Увидев Егорку, он сперва остановился в удивлении, а потом расплылся в улыбке, захватил табурет и уселся рядом.
– Вот ты, стало быть, каков есть, Егорка-музыкант, – сказал он с удовольствием и сообщил обернувшимся мужикам: – Он, то исть, крещеные, всю барскую науку превзошел и музыку играть умеет.
– Ты, Влас, зря не мели, – возразил Егорка, улыбаясь. – Когда это я тебе про барскую науку говорил?
– А я своим умом дошел… Ты, малец, тащи каши грешневой на две копейки, да чаю тоже…Так я ж и толкую – мужик-то, он более на гармонии или на балалайке музыку играет, а скрипка эта самая – струмент барский…
– Да не… – возразил черный лохматый ямщик. – В уезде на этих скрипках, чай, и цыганы играют…
– Да на цыгана он с лица не похож, – возразил Влас. – Какой он цыган? Ты и то больше за цыгана сходишь…
Ямщик ухмыльнулся, и сидящие с ним за столом развеселились.
– Хо-хо, ну подкусил!
– Ишь, Прохор, чай, в уезде рыжие цыгане есть?
– А там, поди, и куры-то дойные, в уезде-то евонном!
– Цыц вы, – Прохор попытался сделать серьезный вид. – Ты, цыган рыжий, коль умеешь музыку, сыграл бы какую-никакую песенку, а то эта голь пропойная до утра станет зубы-то скалить…
Егорка отодвинул в сторону чашку и открыл футляр.
Все, кто случился рядом, невольно в него заглянули. Футляр снаружи выглядел неказисто, смотреть не на что, но изнутри оказался выстлан бархатом в цвет молодой травы, и таким же, как молодая травка шелковистым. Скрипка, золотистая, чуть не прозрачная, словно капелька сосновой смолы на солнце, такая хрупкая, что до нее и дотронуться казалось страшно, лежала на этом зеленом чудной какой-то драгоценностью.