Неудачно повернувшись в седле, он скривился от боли, и Коленька сказал:
— К доктору вам нужно, дядя Коля. Там, куда мы идем, есть доктор?
— В Шейх-Галласе? Нет, доктора там, скорее всего, нет. Зато там имеется Аба Муда.
— Аба Муда? А кто он?
Гумилев снова скривился от боли в почках и медленно, с выражением процитировал:
— «В обычае у галласов называть небо владыкой земли, их богом; это у них создатель, который по произволу своему убивает и по произволу оживляет; и ему приписывается всемогущая сила и власть. А еще они верят в одного человека из своих же, по имени Аба Муда, как верят иудеи в Моисея, а мусульмане в Мухаммеда, и ходят к нему издалека, и получают от него благословение на победу и благословение на добычу; и он сплевывает им на мирро слюну, они же, завязав это, несут на мирре, чтобы служило оно им упованием в день битвы с теми, с кем они воюют».
— Откуда это? — спросил Коленька.
— «История Сисинния, царя Эфиопского». Конечно, Аба Муда никакой не бог, но зато вождь и духовный наставник Шейх-Гуссейна. Говорят, мудрый человек. Впрочем, посмотрим; может быть, это очередная охотничья история.
Добравшись до Шейх-Гуссейна, путешественники остановились на окраине под двумя молочаями, после чего привели себя в относительный порядок и отправились к Аба Муда.
Тот принял Гумилева и Коленьку в доме с плоской крышей, где были три комнаты, одна отгороженная кожами, другая глиной. Ничего особенно святого или великого — везде валялась всевозможная утварь, в двери постоянно лез мордой плешивый осел, и среди всего этого великолепия сидел на персидских коврах жирный негр, увешанный драгоценными побрякушками. Гумилев подарил ему бельгийский браунинг из своих запасов и портрет императора Николая Второго. Оба подарка были приняты благосклонно — браунинг поболее, портрет — поменее, после чего Аба Муда сообщил, что велел снабдить экспедицию провизией. Гумилев поблагодарил его и спросил, можно ли осмотреть гробницу Шейха Гуссейна.
— Гробницу осмотреть, конечно же, можно, — отвечал с хитрой улыбкой Аба Муда. — Но я велю своим людям зорко смотреть, чтобы вы не взяли с собой ни камешка, ни горсти земли оттуда, потому что делать этого нельзя. Я вам доверяю, но таков порядок.
— Разумеется, мы ничего не станем трогать, — заверил Гумилев.
— А твой государь — слабый человек, — продолжил неожиданно Аба Муда, помахивая портретом.
— Вы святой, но я могу счесть это за оскорбление, — начал было Гумилев, вставая, но вождь и духовный наставник Шейх-Гуссейна перебил:
— Я не желаю никого оскорбить. Я просто говорю, что вижу. Я не знаю деяний твоего государя, ни добрых, ни злых; я ни разу не видел его доселе и вряд ли увижу после, кроме как на этой фотографической карточке. Я не знаю, любят ли его в твоей стране или проклинают. Я говорю то, что вижу своими глазами. Этот человек принесет вам большие беды.