— Господин был настолько желчен, — рассказывал Николас, бросая выразительный взгляд на Клорис, — что я решил, что ему кто-то перебежал дорогу в сердечных делах.
— Тем не менее, — откликнулась Клорис, — у него не было ни малейшего основания держать себя так с незнакомыми людьми.
Николас отвесил ей еле заметный поклон. Джонатан начал длинный рассказ о своей работе председателя местного комитета по эвакуации и вел его с таким остроумием, что, казалось, с каждой фразой настороженность слушателей ослабевала. Мандрэг, который был также не лишен своеобразного чувства юмора, рассказал о том, как некий, представьте, хорист неожиданно для себя стал участником ультрасовременной пьесы. Подали чай, во время которого продолжали болтать о смешных случаях.
«Господи, — думал Мандрэг, — только бы ему это удалось и все сошло гладко». Он поймал взгляд Джонатана и заметил в нем торжествующий блеск.
После чая хозяин предложил немного прогуляться, и Мандрэг, зная, какое отвращение Джонатан, подобно ему самому, питает ко всякого рода моционам, хмыкнул про себя. Просто Джонатан не хотел рисковать и устраивать в гостиной еще одну неприятную встречу. Если повезет, гости приедут, пока все будут на прогулке, и увидятся уже в более благоприятной обстановке, когда будут подавать шерри и коктейли.
Все собрались в холле, когда вошел Джонатан в серо-зеленом тирольском плаще. Выглядел он в нем довольно чудно, но Клорис Уинн, которая, по-видимому, решила, что ей нравится хозяин дома, сказала несколько любезностей по поводу его одеяния. Мандрэг, который решил, что ему нравится Клорис, присоединился к ней. В последнюю минуту Джонатан вдруг вспомнил про какой-то важный телефонный разговор и попросил Мандрэга заняться гостями. Свой плащ он накинул на плечи Николасу. Плащ свисал тяжелыми складками и делал его фигуру загадочно-романтичной.
— Великолепно, Ник, — сказал Джонатан, и Мандрэг заметил, что и миссис Комплайн, и Клорис были того же мнения. Плащ подчеркивал особую лихость, которая, казалось, была отличительной чертой Николаса. Все вышли из дома в холодные сумерки угасающего дня.
— Но ты должна понять, — сказал по-немецки доктор Харт, что для меня это просто невыносимо.
— Ты смешон, — ответила ему по-английски мадам Лисс. — И пожалуйста, Фрэнсис, не говори по-немецки. Пора оставить эту привычку.
— А почему бы мне и не говорить по-немецки? Всем известно, что по происхождению я австриец, что я получил британское гражданство только потому, что ненавижу этот мерзкий нацистский режим и что мы, подчеркиваю, мы, британцы, воюем с ними.