— Что вам сказала моя мать?
Эм обернулась на этот голос. Массивная фигура казалась еще более внушительной.
— Мы почти не разговаривали о том, что представляет интерес для вас, — ответила она. Воспоминание о мучительных переживаниях леди Гамильтон привели ее в раздражение. Она не сделала попытки встать со скамьи.
Даже она, с ее отточенной наблюдательностью, не заметила в нем никакой реакции на свои слова. Хорошо. Значит, он чувствует, что она достаточно опасна и нужно ее остерегаться, а это значит, что он будет обращаться с ней осторожно.
— Мы заключили договор, — спокойно заметил он. Заключили, и она зашла слишком далеко. Эм сказала, стараясь держаться и говорить спокойно:
— Такие дела требуют времени.
— Время — это роскошь, которая мне не по карману, — пробормотал он.
— Почему? Что, по-вашему, может произойти, если вы не получите ответа в ближайшее время? — Эм не могла удержаться и не задать этот вопрос.
Он посмотрел на нее, но казалось, что смотрит сквозь нее. Он издал звук, который можно было бы принять за смех.
— Совершенно ничего. Ячувствую, словно меня торопят и принуждают, я чувствовал это много дней, словно некую перемену в воздухе, приближение чего-то важного, и при этом нет никаких причин полагать, что завтрашний день будет чем-то отличаться от сегодняшнего. — Его голос звучал тихо, как если бы он разговаривал не с ней, а с самим собой.
Эм осторожно последовала этим путем.
— Почему? Что такое преследует вас?
Он, по-видимому, хотел что-то сказать, но вдруг остановился, и взгляд его стал рассеянным.
— Меня подозревают в том, что я убил своего брата. Разве этого не достаточно?
— Согласна, это тяжело, — пробормотала Эм. Она слегка отвернулась, но при этом не сводила глаз с Варкура. — Ваша матушка действительно говорила сегодня о вашем брате.
— Что она сказала? — быстро спросил он.
— Она говорила о том, как он любил поезда и картофель. И что у него был бешеный нрав. — Она замолчала, выжидая, когда он заполнит молчание.
— Ну, Гарри явно не славился умением держать себя в руках, — сказал он решительно.
— Не было ли когда-нибудь так, что он ударил вас? — нажимала Эм.
Темные глаза Варкура стали еще более мрачными.
— Это важно?
— Быть может. Чем больше я скажу вашей матери того, чего она никогда мне не говорила, тем лучше. — Это была откровенная ложь. Леди Гамильтон большую часть дня после полудня только и занималась тем, что рассказывала всякие истории — хорошие и дурные — о своем умершем сыне. Эм впитывала каждую подробность, зная, что именно в подробностях скрыты ключи к правде. Но ей было нужно, чтобы Варкур делал собственные признания. Это увеличило бы их близость, какой бы фальшивой она ни была, и тем самым вызвала бы больше веры в нее, Эм.