Между двумя полицейскими состоялась краткая беседа, прерываемая скрипом пера тюремщика. Вошел сержант и бодро произнес:
— А теперь, доктор, извольте пройти в следующую дверь.
— Я хочу писать, делать заявление! — неожиданно сказал доктор Токарев.
— У вас будет такая возможность, — успокоил его Аллейн. — Ну и кашу вы заварили, уму непостижимо!
— Это все кинжал, — проникновенно сказал доктор Токарев. — Предательство кинжала означало для меня мое собственное предательство. Все несчастья пошли от поляка Красинского, который отдал кинжал мистеру Рэнкину.
— Красинский мертв, — заметил Аллейн, — а ваши письма были у него в кармане. Кто его убил?
— Откуда мне знать? В братстве никто ничего не знает. Я хочу написать нашему послу.
— Это ваше право. Он наверняка будет в восторге. Мы вас покидаем, Фишер. Я позвоню около часа. Доброй ночи.
— Доброй ночи, — смущенно попрощался Найджел и последовал за инспектором к машине.
В этой ночной поездке Анджела не уронила своей репутации адского водителя. Аллейн, дав ей адрес места назначения, отказался разговаривать и крепко заснул на заднем сиденье. Найджел поглядывал на тонкий профиль девушки и думал о своем.
— Как вы думаете, Аллейн верит, что доктор Токарев — убийца? — спросила она.
— Ничего не могу сказать, — ответил Найджел. — Насколько я могу судить, Токарев, возможно, также Василий, ваш дворецкий, и поляк Красинский, с которым Чарлз встретился в Швейцарии, были членами одной большой шайки. Красинский, Бог знает для чего, подарил Чарлзу Рэнкину кинжал. Судя по тому, что говорили сэр Хьюберт, Артур Уайлд и Токарев, этот кинжал был символическим оружием братства, и расставание с ним означало роковую потерю доверия. Поэтому в субботу вечером кто-то зарезал Красинского в Сохо…
— А в воскресенье вечером кто-то заколол Чарлза Рэнкина во Фрэнтоке, — шепотом закончила Анджела. — Вы верите, что Токарев мог стремглав вылететь из своей комнаты, метнуть нож с лестничной площадки, примчаться обратно и как ни в чем не бывало продолжать «Смерть Бориса»?
— Вряд ли. А кто выключил свет? — возразил Найджел.
— А что имеет в виду мистер Аллейн, говоря, что Чарлз сам ударил в гонг? — безнадежно закончила Анджела.
— Не представляю, но я рад, что он спит. Анджела, если я поцелую мех вашего воротника, вы не рассердитесь?
— У нас на спидометре шестьдесят, а сейчас прибавим до шестидесяти пяти.[10] Разве это время для флирта?
— Пусть я погибну, но рискну, — отважился Найджел.
— Но это вовсе не мех! — возмутилась Анджела.
— О дорогая!
— Который час? — раздался вдруг голос Аллейна с заднего сиденья.