Затем вошла мать Михаила вместе с женой Грэгора, Мадленой. Его мать, которая, как правило, носила кимоно и шали с бахромой, сейчас была одета в черный деловой костюм, надеваемый только на похороны и встречи с адвокатами.Он открывал ее ноги, ноги, которые однажды заставили плакать мужчин в кабаре «Веймар» в Берлине. Это был плохой знак, раз она его надела. Она одарила его обеспокоенной улыбкой и сухим поцелуем в щеку.
Он начал раздражаться.
Мадлена обняла его. Никто в мире больше не обнимал его, но он мирился с этим, возможно, потому, что в ее жилах текло так много его собственной крови. Ее обращение прошло через переливание ей крови всей семьи Фостинов, – в том числе и его – что сделало ее самой сильной из обращенных в последнее время. Она, казалось, не замечала этого, так как все свое время она проводила сидя дома, за написанием научной фантастики.
—Мелодраматично, да? — сказала она
Грэгор налил себе виски и уселся в удобное кресло.
Майкл хотел сохранить трезвую голову, что говорило о его прагматизме.
—Алекс! — произнес Грэгор.
Ему больше ничего не нужно было говорить.Все вздохнули соглашаясь с ним.Алекс всегда опаздывал.
Мадлена присела на подлокотник кресла, в котором сидел ее муж.
— Не придирайтесь к ним. Я не думаю, что эти двое вылазили из кровати в течении нескольких дней. Она усмехнулась, глядя на мужа.
— Они невменяемые.Ты помнишь, как это было.
— Да, я становлюсь сентиментальным, думая об этом! — ответил Грэгор, возвращаясь к своей выпивке. Но Мадлена продолжала хихикать над мужем, пока тот, наконец, не улыбнулся, их взгляд был полон интимности, так что Михаилу пришлось отвернуться.
Он вынул из кармана свой телефон и начал просматривать свои смс-сообщения, стараясь игнорировать их, что бы это ни было. Счастье? Каждый раз, пытаясь оправдать женитьбу и остепенение своих младших братьев, он убеждался, что смог бы обойтись без этих новых драгоценных связей.
Хотя он всегда был одинок, он никогда не осознавал, насколько он отличается от них, пока не увидел своих братьев влюбленными. Он даже представить себе не мог, что свяжет свою жизнь с другим человеком. Эта мысль была для него чуждой и отвратительной, так же, как и перспектива того, что у него вырастит дополнительная конечность. К тому же он ничего не сможет дать жене. Ничего внутри.
Возможно, это было потому, что он родился, чтобы быть князем. Живя жизнью монаха, он мог полностью посвятить себя защите и процветанию семей Восточного побережья.
Мало того, что он был непригоден для женитьбы, у него не нашлось даже существенных причин для необходимости совершить подобное. Его братья могли бы произвести детей, а он сделал бы одного из мальчиков своим наследником. Когда ребенок достиг бы необходимого возраста, он бы сам его всему обучил. Он обучил бы ребенка всему по достижению необходимого возраста. Правда, неимение никаких детей для принца было более чем странно, даже неслыханно. Если бы у Грегори и Мадлены не было бы детей, он взял бы одного из сыновей Алекса. Он подозревал, что теперь, когда Хелена наконец решила обратиться, вопрос ее беременности решится довольно скоро.