Антуан с удивлением посмотрел на нее. Он не ожидал подобного ответа.
— Вы говорите о его участии в войне за американскую независимость?
— Да, но также и о революции. Всякий раз он находился на переднем плане. Всякий раз его втаптывали в грязь. Утром превозносили, вечером чернили. Некоторые считали его оппортунистом. Другие — обыкновенной марионеткой.
— И кем же управляемой?
Анна Эрвье засмеялась.
— Да всеми! Роялистами, республиканцами, американцами, англичанами… Уф!
— Или вы, возможно, скажете, что он мог быть орудием в руках некоторых оккультных сект его времени? — небрежно спросил Антуан.
— Если вы думаете о франкмасонах, несомненно. Впрочем, именно они оплатили ему дорогу в будущие Соединенные Штаты.
— Почему?
— Из любви к свободе народов. Из солидарности со своими братьями, жившими по ту сторону Атлантики! В то время хватало причин. Но все это не говорит мне, почему вы интересуетесь Лафайетом.
Прежде чем ответить, Антуан встал. Из-за жесткой спинки кресла у него начал болеть позвоночник. Он сделал несколько шагов и произнес:
— Я ищу его шпагу, но не ту, парадную, украденную из музея послушания, а походную шпагу. Ту самую, с которой маркиз воевал на стороне Джорджа Вашингтона во время своей экспедиции в Новый Свет.
Анна снисходительно посмотрела на комиссара, словно он сказал какую-то нелепость.
— Но вам лучше знать, где она находится, — сказала она шаловливо.
— Как это?
— Забавно! Я думала, ваше послушание в курсе.
Марка снова сел, придвинув кресло к столу смотрительницы.
— В курсе чего?
— Хм… Когда я изучала масонскую сторону жизни Лафайета, я обнаружила, что он завещал после смерти своим братьям-масонам не только парадную, но и походную шпагу. При условии, что походная шпага будет когда-нибудь выставлена в храме, но анонимно, наряду со многими другими.
— Черт возьми, значит, она…
Анна Эрвье скрестила свои изящные руки, не сводя с комиссара лукавого взгляда.
— Разве в храме вашего послушания нет стены, увешанной шпагами?