Я сам себе не нравлюсь, Виктор Федорович. Ненавижу! Ненавижу это тупое самовлюбленное животное, стоявшее в двух шагах от смертельно голодной женщины и не догадавшееся протянуть ей хотя бы жалкий пучок редиски.
Сытый голодного не разумеет.
Какие страшные слова.
— Командир, обед готов!
— Что-то неохота, жара, что ли?
— Команди-и-р!
— Давайте пока без меня. Я попозже. Мамочка… ты вчера ворчал, что нам крупы всякой напихали на целый полк. Собери ее быстренько, да еще что-нибудь… Там у комендатуры люди голодные стоят…
Мы готовились к этой войне.
Нам рассказывали, как вести себя с местными при проверке документов.
Но среди местных — десятки тысяч мирных людей, ни в чем не виновных и врасплох застигнутых этой бойней. Среди них — тысячи русских, украинцев, армян, евреев…
Мы до автоматизма отрабатывали действия при штурмах зданий и при «зачистке» населенных пунктов. И мы твердо усвоили, что в подвал всегда нужно заходить втроем: сначала граната, а затем — ты и напарник.
Но как штурмовать дома и подвалы, в которых укрываются не только боевики, но и чудом уцелевшие под бомбежками и артобстрелами старики, женщины и дети?
Мы изучали методы своего выживания в экстремальных ситуациях.
Но представить себе не могли, что будем жевать наши сытные пайки под чужими безумными голодными взглядами.
Нас — сытых, здоровых и сильных, послали с оружием в руках защищать этих людей.
И вот мы пришли.
Ну так что, командир? Ты готов к такой войне?