Не помню, кто из нас расхохотался первым, но вскоре все дружно покатывались со смеха, указывая друг на друга пальцами.
— Интересно, как мы выглядим со стороны? Что подумал бы, глядя на нашу компанию, городской житель? — спросил кто-то.
Тут наш смех перерос в гомерический хохот: взрослые мужчины валяются в грязи вместе со стадом свиней и при этом веселятся, как мальчишки. Причем ради того, чтобы ветчина и сосиски для семейного стола стали вкуснее (понятное дело, на благодарность нам рассчитывать явно не приходилось).
Минут через пять мы уже поливали друг друга из шланга возле коровника рядом с помещением для дойки. На нас оказалось столько глины, что принимать душ пришлось прямо в одежде. Бак все же разделся до нижнего белья, и я с удивлением обнаружил, что даже и там у него глина.
— Бак, я повеселился от души, но мне бы не хотелось испытать это еще раз, — признался я.
— Док, гарантирую вам, на моей ферме больше ничего подобного не произойдет.
Прошло полтора месяца, Бак распродал всех свиней, над которыми мы потрудились, и даже свиноматок. Он не только оплатил мой внушительный счет, но и отлично заработал, хотя больше никогда не занимался свиноводством. Я был рад такому решению — мне вовсе не улыбалось участвовать в подобных сражениях.
— Некоторым людям просто противопоказано заниматься свиноводством, — позднее признавался Бак, — да я и сам из таких.
Очевидно, он полагал, что работу на молочной ферме, которую каждый божий день приходится начинать в три часа утра, а заканчивать не раньше одиннадцати вечера, следует считать куда более легкой долей. Но я-то знаю, легкой доли у фермеров не бывает!
До Нового года оставалось несколько минут. Мы с Ян танцевали под оркестр, игравший чудесные мелодии Гленна Миллера. «Батлер Котильон Клаб» приглашал оркестр два-три раза в год, и Ян, едва узнав о том, что скоро будут танцы, начинала дрожать от нетерпения. Она страстно любила танцевать, унаследовав таланты своих родителей, которых друзья в шутку прозвали Джинджер и Фред; как-то раз, чтобы попасть на танцы, они не поленились проехать 250 километров.
А вот я никогда не был заядлым танцором. Мои родители питали предубеждение против подобных развлечений, вероятно, полагая, что на танцевальных вечерах подают слишком много спиртного. После душеспасительных бесед, на которые была щедра матушка, в моем юном воображении неизменно возникали самые греховные картины, я представлял себе, как молодые парни, крадучись, выходят из автомобилей и прикладываются к бутылкам, спрятанным в бумажные пакеты. Все проповеди, прослушанные мной в юные годы, клеймили танцы, пастор считал, что они неизбежно приводят к греху. В двенадцать лет я не особенно задумывался о справедливости этого утверждения, но твердо верил: пастор знает, что говорит, поскольку разбирается в таких вещах лучше любого другого. Обычно, предавая анафеме греховные развлечения, он обрушивался заодно на карточные игры, курение и воскресный бейсбол.