Примерно в то же самое время, когда Шторм и София шли по мосту Ватерлоо к отелю «Савой», по Стрэнду проехало такси под номером 331. За рулем сидел человек со шрамом и поросячьими глазками буравил ветровое стекло. Впереди возвышался Темпл-Бар-Мемориал, увенчанный фигурой грифона с раскрытым клювом[43]. Сидевшая на заднем сиденье Харпер Олбрайт с тревогой поглядывала в окно.
До боли стиснув ладонями набалдашник трости в виде головы дракона, она беззвучно шевелила губами и лихорадочно соображала. Здесь, где заканчивался Уэст-Энд и начинался Сити, где залитые огнями здания театров сменялись узкими мрачными улицами, у нее еще сохранялась слабая надежда на спасение. Можно было постучать тростью по стеклу, чтобы привлечь внимание редких прохожих или водителей, следовавших во встречном ряду. Хотя надежда на то, что среди городского шума ее заметят, была весьма слаба. Кроме того, это было небезопасно, учитывая исполненные ненавистью взоры, которые время от времени Харпер ловила на себе в зеркале заднего вида. Она не сомневалась — громила, который теперь сидит за баранкой, еще не забыл, как его жизнь висела на острие ее клинка. Он будет только рад поводу поквитаться с ней.
Однако Харпер понимала и другое — как только останутся позади многолюдные улицы, как только они въедут в Сити, у нее не будет ни единого шанса. Теперь или никогда.
Сгорбившись в три погибели, она нервно грызла побелевшие от напряжения костяшки пальцев. Ей было страшно, однако она не подавала виду.
Такси неумолимо приближалось к Сити.
«Упрямая старуха», — думала Харпер. Она готова была рвать на себе волосы. Но факт оставался фактом: ей хотелось удовлетворить собственное любопытство, которое оказалось сильнее всякого страха.
Среди множества вопросов, касавшихся загадочной личности Яго, самым главным был следующий: почему он до сих пор не убил ее? Просто из вредности? Или он одержим мыслью не дать ей найти заветную рукопись, которую она теперь прятала под плащом? Зачем все эти предупреждения и угрозы? Почему просто не избавиться от нее? Харпер совсем запуталась в своих подозрениях. Желание подтвердить или опровергнуть их — желание получить хоть какой-то ответ — было настолько сильным, что она не могла противостоять ему. А потому пленение и поездка неизвестно куда представлялись ей предначертанием судьбы.
Харпер злилась на саму себя. Ее все глубже затягивает в пучину, ей грозит чудовищная опасность, а она — если не учитывать притаившийся в глубине души липкий страх — вся трепещет, словно предвкушая что-то необыкновенное. В прежние времена она трепетала так, предвкушая новую встречу с ним.