Сдвинув брови, она мрачно разглядывала его.
— Что, по-твоему, я должна ответить? — хрипло спросила она. — Каких слов ты от меня ждешь? Ты философ, Якоб, а я — нет. Я знаю только… — Она покачала головой.
— Что? — спросил он, продолжая улыбаться. — Что ты знаешь?
— Я знаю, что моя душа восстает против тебя.
— Твоя душа! Силы небесные!
— Да и не только моя душа.
— Вот как? И что же еще?
— Все! — рявкнула Харпер. — Все восстает против тебя. Сам… Предвечный.
Якоб Хоуп расхохотался. Откинув голову и схватившись одной рукой за живот, он буквально покатывался со смеху. Его качало, казалось, он вот-вот споткнется об одно из валявшихся на полу каменных изваяний. Наконец грубый хохот сменился низким смешком. Он покачал головой:
— ЖЕНЩИНА, БОГА РАДИ, ОТКРОЙ ГЛАЗА!
Он поднес свечу к своему лицу. Густые черные пряди сверкнули бриллиантовым блеском. Пламя словно ласкало гладкую кожу. В бездонной глубине его глаз вращались огненные колеса. Харпер увидела в них свое собственное перевернутое отражение.
Самые худшие ее опасения оправдались. Отрицать очевидное было глупо.
Перед ней стоял мужчина тридцати — максимум тридцати пяти лет. Такой, каким она увидела его впервые.
Он нисколько не состарился. Время было не властно над ним.
— Предвечный — это я! — провозгласил Якоб Хоуп. — Я кормлюсь костным мозгом времени. Я был здесь задолго до того, как в океане зародилась жизнь, и останусь здесь, когда земля обратится в пустыню, усеянную костями. А ты, Харпер, начинаешь действовать мне на нервы. По-моему, тебе следует пересмотреть свое поведение.
С этими словами он задул свечу. Харпер вся съежилась: густой мрак снова объял ее. Остались только его голос, его дыхание и запах зверя.
— Ах, Харпер, Харпер. Иногда ты меня по-настоящему огорчаешь. Знаешь, после Аргентины я готов был убить тебя. О-о…
Он издал низкий, похожий на утробное рычание звук, в котором слышалось столько ярости, что Харпер затрепетала.
Но он продолжал:
— Временами ты бываешь просто невыносима. Ты заставила меня усомниться в моем предназначении. Едва не заставила. Но… у меня еще был Грааль. «Синий цветок», синий камень. Этого оказалось достаточно, чтобы ко мне вернулся здравый смысл. Пойми, когда тебе в руки попадает нечто такое — когда ты покупаешь это, прогуливаясь по марокканскому базару, — это не просто случайность, это никак не может быть просто случайностью. Что бы ты там ни думала. «И явится тот, кто станет Предвечным». Так сказано в пророчестве. Поэтому, несмотря на все твои происки, я знал, что я избран. Знал это и не высовывался. — Тон его стал высокопарным, он как будто бахвалился перед ней. — Я не высовывался. Терпение, Харпер, терпение. И вдруг — пять лет спустя, местечко в районе Эджвер-роуд — по дороге в Дамаск, — что-то вроде озарения: разлитая банка содовой, и мне открывается следующее звено. Рассказы — это был след. О, я знаю, что ты-то меня понимаешь. Представь себе, дорогая, двадцать лет. Я ждал двадцать долгих лет, прежде чем вышел на след. Терпение, Харпер, терпение. Хоть время и поджимало. Я уже начал впадать в отчаяние, я уже стоял на краю пропасти, как вдруг стена рухнула, и Рок снова указал мне мое истинное предназначение. А теперь… снова ты!