Монахи сидели в трапезной. Все мы понимали, творится что-то неладное — я собственными ушами слышал, как кричат мужчины, голосят женщины, плачут дети. Однако прошло довольно много времени, прежде чем Ансельм отправил послушника, чтобы тот ударил в набат.
Пламя уже бушевало вовсю; железные двери часовни раскалились добела. Мы бросились заливать огонь, но, как только холодная вода соприкасалась со стенами, камень начинал крошиться и рушиться, и в конце концов от часовни остался лишь пепел, среди которого корчились обугленные скелеты с печатью смерти в пустых глазницах.
И виной всему вымысел, который я сочинил, чтобы спасти свою жизнь. Это я пустил слух, что иудеи убили младенца, тело которого незадолго до того нашли в земле у стен аббатства. Я сказал, что они принесли невинное дитя в жертву, и для убедительности даже сочинил ритуальное заклинание. Сказал, что иудеи зарезали младенца, а его кровь использовали, чтобы приготовить пасхальный хлеб для своей гнусной обедни. Мне поверили.
Толпа, влекомая жаждой мщения, устремилась к часовне.
Несчастная Энни к тому времени окончательно обезумела, и ее уже никто не слушал.
Несколько недель, пока не обнаружили тело ребенка, Энни, безутешная в своем горе, бродила по улицам, невнятно бормоча про какое-то убийство. Она твердил, что слышит доносящийся из-под земли стук — это день и ночь из своей тайной могилы взывает о помощи ее мальчик. В лохмотьях ходила она по деревне; безжизненными космами свисали ее когда-то прекрасные волосы, лицо было в грязных разводах Широко распахнутые глаза сверкали лихорадочным блеском, в котором было нечто мистическое. Она хватала за руки прохожих и, если те соглашались выслушать ее бредни, горячечным шепотом повторяла:
— Слушайте! Тук-тук. Тук-тук. Вы слышите? Он пытается освободиться. Он хочет вернуться ко мне.
Мы трое — Ансельм, Уильям и я — боялись одного: как бы кто-нибудь не принял ее слова всерьез.
Ужасная развязка была как гром среди ясного неба. Однажды утром, вскоре после Пасхи, мы, монахи, выйдя с мессы, заметили, что за церковным двором, там, где чинили стену, собралась толпа Меня послали узнать, что происходит. Не могу передать, какое волнение охватило меня, когда я увидел, что местные жители сгрудились вокруг небольшого участка у самой стены. Я пробрался сквозь толпу и остолбенел от ужаса.
Энни, почти нагая, сидела на земле. В отчаянии она сорвала с себя последние остатки одежды. Ногти у нее были черные от грязи; из-под них сочилась кровь.
Она откопала тело младенца.
В том самом месте строители готовили раствор, земля пропиталась известью, и останки уже успели сильно разложиться. Однако Энни прижимала к обнаженной груди гниющую плоть так, словно ребенок был еще жив и нуждался в материнской ласке.