Впрочем, она и теперь думала точно так же.
Шаг за шагом, почти вслепую, Харпер достигла лестничной клетки. Остановилась, чтобы перевести дыхание и осмотреться. Справа все было окутано черной непроницаемой мглой. Зато где-то слева брезжил неровный оранжевый свет. Горела свеча. Сжав свою волю в кулак, Харпер устремилась на свет.
Едва не поскользнувшись на ковровой дорожке, она тяжело оперлась рукой о стену. Мозг сверлила единственная мысль: вот-вот, сейчас, на нее набросятся «цепные псы» Яго.
Но на нее никто не набрасывался. И вскоре Харпер достигла дверного проема, из которого лился дрожащий оранжевый свет.
Свеча стояла на полу в изножье кровати. Единственная черная свеча — она уже догорала. Оранжевый огонек отражался в стеклянных глазницах козлиной головы. Голова лежала на полу на черном полотнище, по которому серебряным шелком была вышита пентаграмма.
В центре пентаграммы стояла коробка с открытой крышкой. Харпер пришлось подойти поближе, чтобы разглядеть ее содержимое.
Увидев то, что лежало внутри, Харпер задрожала от страха.
Фотография. Черно-белый снимок женщины с ребенком на руках. Она не помнила, видела ли она эту же фотографию, но лицо женщины было ей знакомо. Она помнила мольбу и смятение в ее глазах, помнила дрожащую, жалобную улыбку. Помнила ее красоту, хотя каждый день с грустью наблюдала в зеркале процесс увядания, такой быстрый, что могло показаться, будто все свершилось за сутки.
На фотографии черными чернилами был начертан знак. Что-то вроде заключенной в подкову восьмерки.
Знак Яго.
Харпер затрясло. Но теперь уже не от страха, а от ярости. Она проклинала себя. Он оказался умнее. Умнее, сообразительнее и коварнее. Она хотела завладеть «Богородицей», чтобы устроить ему западню. Но он опередил ее. И устроил западню ей.
Нет, не ей. Он устроил западню Бернарду.
И Бернард кинулся в эту западню сломя голову.
Как это часто случается в Англии, дождь неожиданно прекратился. Тучи поплыли прочь. Небо прояснилось.
Черная машина — «мерседес», как определил Бернард, — плавно неслась по влажной от дождя мостовой. Человек со шрамом держался окольных путей, иногда проезжая дворами, иногда используя сложные, многоуровневые развязки, чтобы избежать улиц с интенсивным или односторонним движением. Черный «мерседес» скользил точно угорь. Однако Бернард заметил, что он все время продвигается на юг и что это получается у него быстрее, чем если бы он предпочел прямую дорогу по главным улицам.
«Таксистский маршрут», — заключил Бернард. Человек со шрамом прекрасно знал город.
Последнее обстоятельство сильно мешало Бернарду держаться вне поля зрения своего подопечного. С другой стороны, упустить из виду — пусть даже на одно мгновение — красные габаритные огни «мерседеса» означало бы окончательно потерять его. Поэтому Бернард на свой страх и риск постоянно висел у «мерса» на хвосте. Иногда их разделяли считанные метры; иногда на пустынном участке кроме них двоих на дороге не было ни души. Дважды — первый раз в Финсбери, второй — на Кларкенуэлл-Грин — Бернарду казалось, что в зеркале черной машины он видит устремленные на него поросячьи глазки. Тогда он нажимал на тормоз, чтобы, немного отстав, раствориться в ночи. Однако подобные ухищрения не могли никого обмануть. Сердце трепетало, как раненая птица. Он напряг мышцы пресса и стал дышать по методике «ногаре», чтобы по крайней мере унять дрожь в руках. Неужели его заметили? Сказать наверняка он не мог.