— Ричард, — мягко произнесла она, подходя к столу. Ее тон заставил Шторма поднять голову и посмотреть в толстые линзы ее очков. Впрочем, не выдержав пронзительного взгляда Харпер, он тотчас же потупился. — Нет никакой необходимости знакомиться с ней таким экстравагантным способом — задавать глупые вопросы. — Шторм молчал. — Не проще ли попросить ее о свидании?
— Дело в другом, — буркнул Шторм, но в голосе его уже не было прежней уверенности. — Это же журналистика, Харпер. Здесь есть какая-то связь… — Он замолчал.
Харпер вздохнула и сунула трубку в рот:
— Как знаешь. — Она помолчала, потом добавила: — Но в таком случае — в любом случае — тебе следует кое-что узнать.
Шторм хотел возразить, но Харпер опередила его:
— Для отца София Эндеринг своего рода символ удачного восхождения по классовой лестнице. Знаю, ты наверняка считаешь, что в наши дни это не важно, но только не для него. Для Майкла Эндеринга это смысл жизни. Ее образование, положение в обществе — даже ее внешность — старик считает признаками хорошего тона, добропорядочности. Софию вырастили и воспитали такой, какая она есть, для того чтобы она поддерживала и укрепляла статус семьи. И в этом она преуспела, надо отдать ей должное. Она сдержанна, умна и довольно скрытна. Говорят, она может испепелить взглядом того, кто захочет заглянуть к ней в душу. В ее жизни нет места мужчинам, для нее существует только ее красота. Своих секретов она не поверяет никому.
Шторм упрямо вскинул подбородок:
— О'кей. Ну и что с того?
— А то, что, принимая во внимание некоторые детали ее биографии, логично предположить, что если у нее и есть сердце, то она держит его на замке. Но мне сдается, что если когда-нибудь она сбросит маску неприступности, перед тобой окажется создание столь же хрупкое, сколь и драгоценное.
— Ис-то-ри-я, Ричард, ис-то-ри-я, — передразнил Бернард, когда Шторм ушел. — История, окутанная тайной.
— Помолчи, — проворчала Харпер.
Она стояла у окна, опираясь на трость, задумчиво кусала мундштук и хмуро разглядывала затянутое туманной дымкой стекло.
Бернард, в толстом шерстяном свитере, отодвинувшись от стола, сидел, скрестив руки на груди и поглядывая на нее глазами паяца.
— Ты ведь не все ему рассказала, верно?
Харпер фыркнула:
— Я рассказала все, что ему нужно знать.
— Харпер, я тебя умоляю.
Она снова фыркнула. И еще больше помрачнела. На стекле блестели капли дождя. Капли конденсата. Размытые очертания улицы: кирпичные дома напротив, в окнах горел свет. На углу призывно мерцала вывеска паба «Журавль».
— Ты смотрела его первый фильм? — не унимался Бернард. — «Призрак»? Смотрела?