.
Фотографию с автографом легендарной кинозвезды он хранил как реликвию. В рамке, под стеклом, обернутый противоударной полиэтиленовой пленкой, портрет был спрятан в кейсе, который стоял в чулане. Шторм жил в квартире гостиничного типа с обслуживанием — аляповатые желтые обои «под мрамор», пошлые репродукции с букетами под потускневшим от времени стеклом, зеркало в раме с облупившейся позолотой, все это явно не стоило тех денег, которые ему приходилось платить.
Шторм сидел на скрипучем стуле за хлипким складным столиком, на котором лежала фотография, пил жидкий кофе и закусывал безвкусным диетическим сандвичем — отвратительная британская бурда из креветок, персиков и укропной горчицы, — купленным в аптеке Бута[21], а в перерывах между жеванием и глотанием дышал по индуистскому методу пранапатишты, которому его обучила в Биг-Сур одна хорошенькая блондинка. Она сказала, что это помогает вдохнуть жизнь в зримый образ кумира.
На фотографии Дьюк был запечатлен в полный рост, лукаво улыбающимся из-под полей потрепанного стетсона, с винчестером в руке. Это был рекламный кадр из «Хондо», фильма, который так любил Ричард Шторм: по ходу действия из-за горизонта появлялся странствующий ковбой и спасал женщину с ребенком. Шторм получил фотографию в девять лет, но она выглядела как новенькая.
Шторм считал Уэйна своим крестным отцом. Ведь фамилией он был обязан именно ему. Отец Шторма, Джек Моргенштерн, в конце сороковых оставил принадлежавшую семье галантерейную лавку в Бруклине и подался на Западное побережье. В Голливуде Моргенштерна — очевидно, за его природное обаяние — сократили до Штерна[22]. В титрах к фильмам, где он появлялся в эпизодических ролях — гангстера, официанта-латиноса, торговца попкорном из «Незнакомцев в поезде», орущего: «Не проходите мимо!» — уже значилось: Джек Штерн. Наконец удача улыбнулась ему. Получив роль Кейда в фильме «Хондо», он отправился на съемки в богом забытое мексиканское захолустье.
Дьюку новичка представил Джеймс Арнесс, еще одна знаменитость, занятая в фильме. Это произошло на съемочной площадке, в пыли, среди кактусов, камер и холщовых шезлонгов. Уэйн — находившийся в ту пору в средней стадии скандального бракоразводного процесса, — в облачении индейца-разведчика, стоял в окружении мокрых от пота гримеров и помощников режиссера. Когда Арнесс окликнул его, он подошел к ним фирменной «уэйновской» походкой, вальяжной и вместе с тем какой-то легкой, танцующей, скользнул фирменным «уэйновским» взглядом по далекой линии горизонта и добродушно протянул руку, которую отец Шторма с подобострастием пожал.