— Ты же сам охотишься за привидениями, — сухо ответила Харпер. — За этим ты сюда и приехал. — Наконец, плюнув на головореза на углу, плюнув на все свои страхи и дурные предчувствия, она повернула голову и пристально посмотрела на Шторма. Когда их взгляды встретились, Шторм понял, о чем она думает, и сокрушенно вздохнул. Ломать комедию больше не имело смысла.
Он вяло улыбнулся:
— Эй!
— Мой юный друг, признайся, ты умираешь? — спросила Харпер Олбрайт.
Она чувствовала, что цепенеет, словно огромная тяжесть внезапно прижала ее к земле, лишив возможности дышать. Руки Шторма теперь безжизненно лежали на столе.
— Да, спутница моя, — сказал он. — Похоже на то.
Харпер оставила свою трость в углу у камина, поэтому теперь машинально вцепилась в спинку соседнего стула. Снова эта разрывающая душу жалость. Сколько раз она испытывала нечто подобное!
— Ошибка, надо полагать, исключена? — угрюмо спросила она.
— Да. — Шторм устало потер глаза. — Это все мозг, будь он неладен. Судя по всему, какая-то зараза постепенно разрушает его… Ну да ладно. В конце концов, в моем деле это не помеха.
— И врачи не в состоянии ничего сделать…
Склонившись над стаканом. Шторм презрительно фыркнул. Затем щелкнул пальцем по циферблату наручных часов, допил колу и с грохотом поставил стакан на стол.
— В том-то, понимаешь, все и дело. В том-то и дело. Они не могли мне помочь — но даже это их не остановило. Сначала, когда они только обнаружили эту штуку, они по глупости все мне выболтали. Сказали, что опухоль проникла слишком глубоко в мозг — что поражены жизненно важные функции. А потом — на их физиономиях это было просто написано — у них буквально руки стали чесаться — так им захотелось меня разрезать. «Надо сделать диагностическую операцию… у нас есть новейшая техника… мы просто вставим вам в череп трубочку и накачаем туда радиоактивные изотопы». Понимаешь, я бы все равно умер, но они хотели сделать так, чтобы процесс умирания протекал как можно более мучительно.
Харпер не хотела, чтобы он видел ее слезы. Но эта улыбка в уголках его губ, ироничный взгляд, его мужество, наконец… Она отвернулась и снова посмотрела в окно. Странное дело, стоявший на углу человек со шрамом уже не внушал ей прежней тревоги.
— Поэтому я просто сбежал, — продолжал Шторм свой рассказ. — Их бы ни что не остановило, понимаешь. Они словно взбесились. Постоянно искушали меня, внушали мысль, что имеется небольшой шанс ремиссии, что исследования в Балтиморе дали обнадеживающие результаты. Я боялся, что у меня не выдержат нервы, — боялся, что сдамся, что начну хвататься за соломинку. И тогда они поимели бы меня на полную катушку, превратили бы в живой труп и оставили медленно умирать. Поэтому я сбежал. Приехал сюда. Подумал: пропади все пропадом. Я бы вообще ни о чем таком и не подозревал, если бы случайно не разбил себе голову. Они сняли компьютерную томограмму и сразу заподозрили неладное. Потом сделали магнитоэнцефалограмму или как там ее… Если бы не это, я бы до сих пор оставался в неведении. Врачи сказали, что я проживу еще полгода, даже год, без всяких симптомов…