— Игра — неподходящее занятие для рыцаря, — сухо ответил он.
— Как и хандра, — прошипела она, растянув губы в притворной улыбке.
Ей, как и ему, было ясно, что внимание всех в зале сосредоточено на Виллеме, пусть они и делают вид, что углублены в свои занятия.
— Я не хандрил. Ездил по предгорьям в поисках разбойников, — упрямо гнул свое Виллем.
— Только, ради себя самого, даже не заикайся об этом Конраду. При дворе это расценят как опалу. Ты не знаешь здешних правил, Виллем, а я знаю. Делай то, что я говорю.
Выгнув дугой бровь, он прошептал:
— Тебе так нравится вести беседу на публике?
Жуглет начала отвечать, но внезапно смолкла. Он кивнул с бледной улыбкой.
— Да, это хорошая идея. Спускайся туда сначала ты, а я присоединюсь к тебе, как только мой плащ высохнет.
Она удивленно уставилась на него.
— Похоже, меня только что обошли в искусстве маневрирования?
В подвале было совсем темно. Виллем пообещал, что они непременно поговорят — потом. Расположившись рядом с огромным винным бочонком, они занялись любовью. В Жуглет, не считая самого ее пола, не было ничего привычно женского, тем более романтического или поэтического. Ее тело не ощущалось мягким, словно подушка, как это было со вдовой Сунья, зато в ее движениях присутствовал определенный атлетизм, и это чрезвычайно возбуждало Виллема. Когда они занимались любовью, Жуглет позволяла ему брать инициативу на себя, в отличие от других аспектов их дружбы, однако у нее то и дело возникали в высшей степени сумасбродные эротические идеи, которыми она откровенно делилась с ним. Все в целом не совпадало с представлением Виллема о том, как должны вести себя любовники, но (в отличие от истории с разбитой вдребезги репутацией сестры) это его радовало. Фактически, и он осознавал это, ему угрожала опасность слишком сильно втянуться в наслаждение, доставляемое их близостью.
Потом он расстелил среди корзин и бурдюков свой плащ, и они лежали, отдыхая, вслушиваясь в приглушенную симфонию бушевавшей снаружи непогоды. Ему нравилось ощущение, вызванное их соединенными телами: ее щека удобно устроилась во впадине его плеча, своими большими руками он обнимал ее гибкое тело, ее ладонь, такая легкая, покоилась у него на груди, а их ноги переплелись и казались вырезанными из одного куска мягкого дерева.
— Что ж, — заговорила Жуглет, когда приятное послевкусие их близости начало таять. Она высвободилась из его объятий и села, возвышаясь над ним. С ощущением сонной сытости он протянул руку и погладил ее волосы. — Теперь, когда ты удовлетворен, возвращайся наверх, излучая умиротворение. Напомни придворным, какого достойного рыцаря они приобрели в твоем лице.