Виллем тяжело вздохнул, мягко отодвинул ее, сел и начал одеваться.
— Не могу я выносить их… сочувствия.
Он натянул тунику.
— Тогда покажи им, что ты в нем не нуждаешься.
— Как? Рассказывать всем, что меня не волнует, как я своей тиранией сделал из собственной сестры шлюху?
Он зашарил в темноте, отыскивая штаны.
— Неужели ты и впрямь веришь, что Линор так поступила?
Жуглет тоже потянулась к своей тунике: она всегда одевалась гораздо быстрее Виллема.
— Ты — лучшее доказательство тому, какую пылкость способна… способна скрывать женщина, — проворчал Виллем, натягивая с трудом найденную одежду.
— Не городи чуши. Линор ни капельки на меня не похожа! Жуглет уже оделась.
— Что касается чувств, сестра всегда была гораздо восприимчивее меня. Ее восторгали — или ужасали — запахи, вкус и звуки. Почему бы ей не поддаться воздействию…
Говорить о Линор, используя такие слова, было крайне неприятно, и Виллем оборвал себя.
— У нас в Доле есть поговорка: «Кто не может управлять собой, тот не имеет права управлять другими».
— Ну и держи эту поговорку при себе, — начиная раздражаться, сказала Жуглет, завязывая пояс. — Она не доказывает ничего. Дай сестре возможность защититься, если ты не в состоянии сделать это сам. Пошли за ней.
Виллем снова испустил тяжкий вздох и взял в руки пояс.
— Если ее оправдания хоть в какой-то степени убедительны, Эрик вернется и будет свидетельствовать в ее пользу. Лично я на это не рассчитываю. И вообще, Жуглет, за последние два дня мы уже столько раз все это обсуждали. Какой смысл продолжать спор?
— А какой смысл продолжать киснуть? Если ты так уж веришь в ее вину, сделай, по крайней мере, вид, что тебе это безразлично. Напомни всем, что ты не только брат Линор.
Лицо Виллема исказила гримаса.
— Какую огрубевшую, подлую душу нужно иметь, чтобы оставаться равнодушным к тому, что произошло! Я до этого не унижусь.
Жуглет всплеснула руками.
— Ты меня с ума сведешь! Все впустую, мне давно следовало это понять. Ты чистейший человек из тех, кого я знаю. И больно видеть, что даже чистота способна переродиться в какое-то извращение. Все, я умываю руки. Иди себе с Богом — надо полагать, Он единственный, кто достоин тебя.
Чувствуя боль и обиду, Виллем сидел в темноте, вслушиваясь и стараясь понять, неужели она и впрямь ушла.
Увы, да.
Жуглет была в ярости и жаждала глотнуть свежего воздуха, чтобы прояснилась голова. По привычке она устремилась к кухонному выходу, менее приметному со стороны двора, чем большая дверь, через которую закатывали винные бочонки. К выходу на кухню вел короткий коридор в форме буквы S, и дверь там часто оставляли приоткрытой, поскольку люди все время сновали из кухни в подвал и обратно.