Проверка слуха (Хлебникова) - страница 22

На первую страницу
на стыке моря и земли.
И остывает след непрочный,
ненужный, зябкий и босой,
и день дрожит на веках ночи
рассветной млечной полосой…

* * *

А дел осталось мало — только выжить
зачем-то, что уму непостижимо…
Отсрочить приговор, не смазать лыжи,
писать, как пропись, крупно и с нажимом
свой монолог, где мало трав и света,
где спит любовь, и нет привычки драться…
Но ненависти, к слову, тоже нету,
а в том, что есть — кто станет разбираться?..

* * *

Прости меня, невыплаканный стих,
за то, что суховато и прохладно
жила, росла…
За то, что голос тих,
за то, что неблизка перу баллада,
прости за то, что зреешь ты внутри
и в слово облекаешь кроветворство,
за то, что кровяные пузыри
так далеки изящному притворству,
за то, что ты растёшь из ничего,
и я сама то верю, то не верю…
Прости, как зоопарковому зверю
прощают неприветливость его…

ШУТОЧКА

Не помню, как вино шипело,
лишь помню, что вино шипело,
и очень круглая луна
была не синей и не белой,
а бледно–розовой,
она
висела нагло над забором, —
так пацанёнок взрослый шабаш
разглядывает под «хи-хи»…
Вы посвящали мне стихи,
я запивала их «Кагором»,
а мой желудок отвечал
мне недвусмысленным укором!
Мой милый! Я хочу ухи!
Прозрачной, пламенной, обычной,
питательной, непоэтичной!..
«Фи, леди! Ну причем тут тело?»
Но я хочу! Хочу ухи!
Я так хочу её, как Вас
ни разу в жизни не хотела!

* * *

Эй, чучельник, зачем тебе опилки?
Кому нужны павлиньи чучела?
Я медяки из старенькой копилки
потрачу на весёлого щегла,
и подержу в руках живую песню,
и отпущу — зачем ей кабала?..

* * *

Из вечера в вечер
сзываю ушедших на вече
и стол накрываю
на вечных двенадцать персон…
В тяжелых подсвечниках
быстрые плавятся свечи,
и тени по стенам
дыханью дрожат в унисон…
Я жду — постучат
или просто возникнут из дыма,
коснутся плеча
и заспорят о чём-то своем…
А ночь на исходе —
все звезды осыпались мимо
протянутых рук,
и уже заалел окоём…
И свечи уже
превратились в потёк сталактита,
и ужин остыл,
и пора ненадолго прилечь…
Из вечера в вечер
я жду появленья семита,
и в ветре ловлю
арамейскую вязкую речь,
но Сын Человечий
и иже с ним дом мой обходят,
казня за дневное неверье,
за жизнь без креста,
А ведьмы дневные,
как стрелку меня переводят
на новые сутки,
в которых я снова
не та.

* * *

Нищие, больные, сумасшедшие,
призраков роящихся родящие!
Помолитесь тихо за ушедшего,
поскорбите тихо за входящего!..

ГОД 1992

Не по Империи тоска —
мне на земле довольно места,
о том, как лихо бьют с носка
от Шикотана и до Бреста,
и непонятно, почему
Господь из той же чаши поит…
Но то, что ведомо ему,
здесь сущих — мало беспокоит…

* * *

От гниющих болот и отравленных рек,
от кислотной испарины, язв на кистях,
Следующая страница