Часть вина из кубка Дариссы выплеснулась на портрет Неудержимого. Вино, по всей видимости, действительно было волшебным, или точнее сказать, божественным, потому что краска на том месте, куда оно попало, начала немедленно разбухать, вспучиваться и течь вниз. И тогда взорам всего жречества Кларетты открылась белая прядь в волосах знаменитого предка.
В зале для танцев стало совсем тихо. И эта тишина очень нравилась Ксанте.
— Ой, а у меня ведь самом деле все получилось! — бормотала Да-рисса, пока Ксанта бережно вела ее вверх по лестнице вслед за слугой с подсвечником, который маячил впереди, указывая двум жрицам путь. — Здорово получилось, а я так боялась! Я никогда не думала, что это так здорово: когда ты одержимая! Будто и правда кто-то держит. В сильных руках, понимаешь?
— Да где уж мне понять, не всем же так везет! — ворковала Ксанта, в очередной раз спасая юную одержимую от столкновения со стеной.
— Я ведь немного совсем выпила, для храбрости только, чтоб коленки не дрожали, — оправдывалась Дарисса. — А потом вдруг стала такая храбрая, такая храбрая!
— Да, наверное, это приятно, — согласилась Ксанта и окликнула слугу: — Эй, любезный, а куда это ты нас ведешь?
Тот, не оборачиваясь, бросил через плечо:
— Господин Кервальс хочет говорить с вами обеими. Немедленно.
— Ничего себе! — воскликнула Ксанта.
Она, конечно, догадывалась, что их хулиганская выходка не останется безнаказанной, но не думала, что Кервальс среагирует так быстро.
С этого она и начала, едва войдя в комнату, — ей не терпелось поделиться своим восхищением.
— Я поражена Тем, как быстро вы обо всем догадались.
— Недостаточно быстро, — сказал Кервальс.
Он сидел в высоком резном кресле прямо у окна, заложенного кирпичом. Впрочем, в комнате все равно было достаточно светло — полыхал на совесть растопленный камин, в канделябрах горело не меньше двух дюжин свечей. Вся обстановка в комнате была богатой, хотя и менее изысканной, чем в покоях Ликорис: на полу лежал темно-малиновый ковер, на стенах гобелены со сценами охоты. Рядом с креслом Кервальса стоял маленький столик, на котором красовались медный кувшин и единственный кубок — деревянный, украшенный несколькими крупными рубинами. Сбоку за ширмой угадывалась широкая кровать, покрытая пурпурным покрывалом.
Однако несмотря на роскошь здесь было совсем неуютно. Слишком много ярких пятен, слишком жарко натоплено. Воздух был душным с резким запахом давно не стиранного белья и плесени. При каждом шаге Ксанты над ковром поднималось легкое облачко пыли.
«Комната, в которую давно не заходила женщина», — подумала жрица.