— Эх ты, поехали! — крикнул Олег и запел.
Но тут машина резко затормозила, и ребята повалились один на другого. Дверца кабины раскрылась, и шофер заглянул к ним в кузов:
— Эй, братва, вам куда надо-то, я забыл.
— В Степновку, — безошибочно повторил Юрка, но тут же предложил: — А впрочем, вы могли бы ехать по своему маршруту.
— Да ведь мне в Ровное надо! — сокрушенно покачал головой шофер.
— Вот и не задерживайтесь из-за нас, и не жгите бензин. Мы на попутных оттуда сами доберемся.
Не успел Олег удивиться необычайной заботливости Юрки о колхозном бензине и не успел шофер кивнуть головой и скрыться в кабине, как Юрка пригнулся к Олегу и зашептал:
— Степновка-то, я узнавал, совсем в стороне от Волги. Это нам не по пути. Пусть везет нас в Ровное. Деньги есть. Мы теперь, как баре, на пароходе поедем!..
Но шофер добросовестно остановился на одном из перекрестков, далеко не доезжая Ровного.
— Здесь попутных вам больше будет на Степновку, — сказал он, закуривая и добродушно поглядывая на ребят из-под вымазанной мазутом плоской, как блин, кепки. — Что вам в Ровное тащиться? Ровное — эвон где, у самой Волги. А вам в Степновку надо...
Возразить было нечего. Ребята выгрузили свою корзинку со снедью и выпрыгнули сами.
Но как только колхозная полуторка исчезла из глаз и пыль от машины начала садиться, бархатистым слоем покрывая свежие рубчатые следы колес, ребята подхватили корзину и дружно затопали по мягкой от пыли дороге. Они шли на Ровное. Они опять шли к Волге.
Город надвинулся из тумана громадами заводских труб, металлическим плетением подъемных кранов, беспорядочной сутолокой катеров, пароходов и барж у бесчисленных пристаней. Сколько Олег ни всматривался, он не мог с парохода разглядеть домов. Но можно было догадаться, что город большой и сильно вытянут вдоль Волги.
Несмотря на ранний час, на пристани царила суета и людские голоса звонко разносились над рекой, над которой еще летели разорванные облака тумана.
И здесь грузчики с напряженными лицами почти бегом тащили огромные мешки, корзины и ящики. Люди кричали, будто глухие. В толпе металась женщина, разыскивая пропавшего Ваню. Голос ее, высокий и звонкий, врезался в глухой гул человеческого гомона.
— Ва-аня! Ванюшка-аа! Ах ты господи-и! — вопила она.
В другой стороне чей-то плачущий голос певуче вопрошал:
— А «Чкалов»-то, «Чкалов» куда идет, вверх?
И низкий мужской отвечал неторопливо и веско:
— А куды ж ему идтить? Неужто вниз?
— А вниз-то, вниз который пойдет? — не унимался взволнованный голос.
— «Тургенев» вниз пойдет. Вон там грузится, видишь?