За столом, положив голову на руки, сидел Зампер. Он, кажется, даже не услышал вошедшего Грунера. И лишь когда Грунер подошел совсем близко, он поднял голову. Глаза были опухшие, красные. Или он плакал?
– Что случилось? – спросил Грунер. – Почему вы не открываете мне дверь?
– Они пошли на все условия, – неуверенно выдавил Зампер.
– Что произошло?
– Правительство согласилось подписать все условия Колля. Уже к концу года произойдет полное объединение страны, – сказал, тяжело Зампер. – У нас с вами больше нет нашей страны, – герр Грунер. Германской Демократической Республики больше не существует.
– А куда делись все наши сотрудники? – не сообразил Грунер.
– К нам позвонил из постпредства ФРГ какой-то клерк и приказал всем явиться к постоянному представителю ровно в шесть часов. Вот наши туда и поехали.
– Как «поехали»? – нахмурился Грунер. – Все бросили работу и поехали в их представительство?
– Конечно. Все понимают, что нашей страны больше нет. Теперь произойдет объединение и двух представительств. Каждый из них хочет уцелеть в Нью-Йорке. Поэтому поехали все.
– И наш постпред тоже?
– Он в Вашингтоне, у нашего посла.
– А остальные? Неужели Майснер тоже поехал? – не поверил Грунер.
– Он агитировал всех остальных, – вздохнул Зампер. – Никогда бы не подумал, что люди способны так измениться. Вы ведь помните, каким неистовым поборником идеи был Майснер. Ведь он был секретарем нашей парторганизации. А сегодня сам опечатал кассу и запер всю партийную документацию в своем сейфе. Говорит, никогда не верил в этот хонеккеровский социализм.
– Вот сукин сын, – беззлобно заметил Грунер, – а вы почему не поехали? Из-за меня?
– Я… я не могу, – сказал Зампер, – не из-за вас. Хотя я обязан передать вам конверт. Но не из-за вас. Просто я не могу. И не хочу. Меня слишком многое связывало с той, уже несуществующей страной. Вы ведь знаете, Грунер, стоя вступил в партию еще во время войны. Потом мы вместе с русскими восстанавливали Берлин. Я был совсем молодым человеком. Я не могу изменять своим принципам. Это не для меня.
– Поэтому вы сидите здесь, – понял наконец Грунер. – Шли бы лучше домой.
– Мне позвонила Марта, – вздохнул старик, – она боится за нашего сына. Он работал в «Штази». Что сейчас будет, Грунер? Они наверняка все останутся без работы? Или их посадят в тюрьму?
– Не знаю, – угрюмо ответил Грунер, вспомнив о собственной судьбе, – я ничего не знаю. Во всяком случае, при любом варианте событий не следует сидеть здесь и плакать. Идите лучше домой. Или примите реальность, как это сделал Майснер.