— А на скрежетание твое зубное мне тьфу и растереть сапогом, — добавил я.
Но Софрон хоть и злобен, а выдержку сохранить умеет. Потому и цел он до сих пор. Будь ты кем угодно — татем, воином, — но в бою помимо азарта нужно иметь еще и хладнокровие. Разные это эмоции, противоположные, но сочетаться должны. Не для победы — для выживания.
— В сече бок о бок сабельками помахивали, — решил напомнить он мне. — Там оба наравне были.
— Вот там бы и спрашивал, — спокойно ответил я.
— А ныне нельзя? — осведомился он.
— Ныне шапку снимать надо! — отрезал я. — И с вежеством подходить, используя куртуазные манеры поведения и соблюдая соответствующий этикет.
— Чего? — растерялся он.
У бедняги даже рот от изумления открылся. Не иначе как решил, что я с ним на родном фряжском языке заговорил.
— Того! — отрезал я, а дальше мне с ним и говорить расхотелось — хватит. Он мне и без того вечерний моцион испортил. Развернулся я и подался к крыльцу, к своим бумагам. А мне в спину отчаянное:
— Княже! Да люблю же я ее!
Словно из самой глубины души вырвалось. Не слова — стон сердечный. Ну как тут проигнорируешь. Пришлось повернуться. Оп-па, а Осьмушка-то уже и шапчонку свою скинул, в руке трясущейся комкает. И губы трясутся. Как рука. Давно бы так, а то гонористые мы больно. Теперь можно и сжалиться. К тому же я и сам влюбленный донельзя, так что сострадание к чужим мукам имеем. Ладно, знай мою доброту. И правда, в одних боях бок о бок, так чего уж теперь.
— Иной раз человек и готов свое сердце отдать, да другой в нем не нуждается. Понял ли?
Стоит улыбается, не верит. Может, думает, что раз ухо изуродовано, так оно теперь и слова точно так же уродует, смысл их искажает? Еще, что ли, повторить для надежности, чтоб понял.
— Так ты, князь, с ней не того?
Ну точно. Не иначе как ополоумел от услышанного. Или не поверил. Еще бы, такая девка, такая девка — неужто кто по доброй воле откажется?! Особенно когда и уговаривать не надо — сама на шею вешается. Понятно, князь, так что с того. После постели под венец вести не обязательно, даже если баба брюхо нагуляла. Натешился да бросил.
Вот только она мне и впрямь не нужна. Совсем. Уж не знаю почему, но я еще с ранней юности от таких шарахался. Может, глупо это, но я всегда считал, что постель — это своеобразное празднование победы. Ну что-то вроде награды. А какой может быть победитель, если боя не было вообще? Получается, не успел ты подъехать к крепости, как она уже выкидывает белый флаг.
С одной стороны, хорошо. Во всяком случае, удобно — это уж точно. Никаких тебе усилий. Пришел, увидел… наследил. Но я люблю, чтоб азарт проснулся — смогу или нет. Тогда только и чувствуется выигрыш, иначе никакого желания. Так что она проиграла изначально. Можно сказать, в тот день и час, как только в первый раз намекнула, что она бы вновь не против ко мне в постельку. Там еще, в посаде под Серпуховом.