— Чего? — спросил один из водителей.
— А ничего, — ответил таможенник. — Вам что в фуры грузили?
— А что написано в бумагах, то и грузили, — сказал первый водитель, несколько уже настороженно и растеряно глядя на таможенника.
— Да в документах туфта написана, — сказал таможенник, уже не улыбаясь. — В инвойсе только минеральная вода указана, а на деле то у вас что?
Водители молчали. Двое из них искоса и весьма недружелюбно поглядывали на своего товарища, который их разбудил и теперь сдал документы не пойми кому.
— Чего-то я не понимаю, — растеряно сказал первый водитель. — Сказано же было, что документы в порядке. Всё оформлено…
— Липа здесь оформлена! — жёстко сказал таможенник. — И нечего мне тут заливать! Что, скажете, минералка у вас погружена? А, может, тент откинем и посмотрим?
Водители молчали и угрюмо переглядывались.
— От ваших фур спиртом палёным за километр тянет, — сказал таможенник. — Сейчас все подъезжаете к складу и встаёте на выгрузку.
— Как?! — ахнул первый водитель.
— Вот так, — отрезал таможенник. — Именно так! Груз выгружаете на таможенный склад. Фуры загоняете на штрафплощадку. А сами — рысью на таможенный пост. Будете объяснительные писать. Про минералку, про красивые документы и, в особенности, про того, кто и где именно вам эти документы нарисовал. Ясно?
— Ясно, — обречённо сказал первый водитель.
Таможенник, не вернув папки с документами, быстрым шагом двинулся к складу.
— Вот ведь… — пробормотал первый водитель и сплюнул. — Звонить надо, ребята. Срочно. На склад, в Таллинн надо звонить. Где телефон-то тут?
— Щас тебе таможня телефон покажет, — ответил ему один из его товарищей. — Прямой связи…
— А ведь, ежели разобраться, ты ведь мудак, Петрович, — заметил другой.
Петрович схватился за голову и пошёл к машине.
15 сентября, 1994, четверг, 13.22, лес в окрестностях Раннамыйза
Небо мелькнуло на миг.
Короткий миг.
Дальше — снова земля. От вкуса её уже тошнит.
Смешавшись с кровью, она скрипит на зубах.
— Слышь, ты! Герой-панфиловец! Каяться не надумал?
Кажется, его подняли. Несут. Раскачивают на руках.
Господи, ствол… То ближе, то дальше. Кора облетела и древесина светит красным, будто и залита уже кровью.
Удар!
На миг — темнота. Боль искрами брызнула в глаза, слепящим огненным шаром вылетела из темнота.
Всё, бросили на землю. Отошли.
Передышка, кажется…
Черемшов со стоном приподнялся. Присел, прислонившись спиною к дереву. Провёл пальцами по густому, тёплому, застывающему, плёнкой тянущему кожу на лице.
Кровь.
— Лоб, — прошептал, отплёвываясь, Черемшов. — Лоб вы мне, ребята, разбили. Зачем же так? Нехорошо… с пожилым человеком.