— Что, моё солнышко? — спрашиваю я. — Ты что-то хотела? Ты есть хочешь?
Она смотрит странно, такого взгляда я у неё ещё не видела — злого, ненавидящего. Я слышу от неё первый вопрос, обращённый ко мне за последнее время:
— Что ты делаешь?
— Я собираю мои старые вещи, — отвечаю я. — Они мне больше не нужны, и я хочу их выбросить.
Она подбегает к чемодану, лежащему на кровати, и тянет его за ручку.
— Это не твоё! Это мамино! — кричит она. — Не трогай!
Чемодан падает на пол, всё вываливается, а Маша со слезами пихает вещи обратно, крича:
— Не трогай мамины вещи!
Затолкав всё в чемодан, она тащит его за собой в детскую. Я пытаюсь убедить её:
— Машенька, это же мои старые вещи. Они не нужны.
Я пытаюсь взять у неё чемодан, но она неожиданно даёт мне отпор — бьёт меня по руке:
— Не трогай!
Она утаскивает чемодан в детскую и садится на него. Когда я пытаюсь приблизиться к ней, она кричит с перекошенным от гнева лицом:
— Уходи! Уходи отсюда! Уходи, я не хочу, чтобы ты тут жила!
Её всю трясёт, она бледная, глаза — дикие. Она никого не подпускает к чемодану, огрызаясь и на меня, и на Ваню. Я велю Ване сбегать на кухню за стаканом воды, а сама пытаюсь укротить Машу. Она не даётся мне в руки, дерётся и кусается, как бешеная. Она прокусывает мне руку до крови, и у меня вырывается вскрик. Я отскакиваю, а Маша вдруг падает на пол, как подкошенная. Она лежит и не двигается. Пару секунд я стою в ужасе, перепуганная бледностью и неподвижностью Маши, а потом склоняюсь над ней.
— Машенька… Детка моя, что с тобой?
Я ищу пульс на её руке, не могу найти, щупаю шею. Кажется, есть. Я тормошу её, пытаюсь привести в чувство, но она не отвечает, не открывает глаза. Я в ужасе трясу её, а она висит в моих руках безжизненно, как тряпичная кукла. Я бью её по щекам — не помогает. Снова трясу — бесполезно.
— Что ты делаешь! Отпусти её!
Ваня стоит в дверях комнаты со стаканом воды и смотрит с ужасом на меня.
— Зачем ты её бьёшь?
— Ванюша, ты не так понял, — бормочу я. — Маше плохо… Надо отвезти её в больницу! Нет, лучше в «Феникс»! Так, Ваня, я повезу Машу в «Феникс», а ты пока позвони папе, всё ему расскажи, и пусть тоже приедет туда! Я бы сама позвонила, но надо спешить!
Я отношу Машу на руках в машину, укладываю её на заднее сиденье и мчусь в «Феникс». Она приходит в себя в машине и начинает тихо всхлипывать.
— Машенька, не плачь, всё будет хорошо, — успокаиваю я её.
В «Фениксе» я объясняю, что помощь нужна не мне, а Маше. Она лежит на кушетке в комнате для посетителей и всхлипывает. Приходит доктор Жданова в сопровождении Роберта Данииловича. Роберт Даниилович выслушивает меня и говорит: