В косо падающем свете виднелась едва различимая гладкая дорожка, рознившаяся от припорошенной пылью и песком остальной поверхности пола — словно кто-то прошел, протащив за собой сухую половую тряпку. Решетников еще раз осветил сени, но никакой тряпки не обнаружил. Стараясь не наследить на вытертой полосе, он прошел по скрипучему полу и толкнул дверь.
У противоположной стены под окном стояли две широкие кровати, составленные рядом и застеленные одним плюшевым покрывалом. Поперек кровати навзничь лежало тело женщины с залитым кровью лицом. В откинутой руке ее был зажат пистолет.
Стекла тоненько задребезжали. Далекий заунывный вой нарастал, превращался во все более узнаваемый звук реактивных турбин самолета, грозивших развалить поселок, сверху, должно быть, походивший на театральные декорации из крашеной фанеры, а потом, достигнув апофеоза, рев этот стал исчезать, пока вовсе не растаял в заоблачном далеке.
Видавший виды Решетников почувствовал, как захолонуло сердце, а к горлу подступила тошнота. Он опустил фонарь и, закрыв глаза, прислонился к стене. Простояв так несколько минут и лихорадочно соображая, как поступить, не нашел ничего лучшего, чем вернуться в сени, подняться по лестнице и вылезти в окошко обратно. Спустившись с пристройки на землю, он присел на каменный выступ в фундаменте, закурил и позвонил по сотовому телефону Каменеву.
— Алло, — раздался знакомый голос. — Говорите, я вас слушаю.
— Саня, это я, Викентий, — с трудом проговорил Решетников. — Бросай все к чертям и приезжай сюда!
— Где ты?
— Кажется, в глубокой жопе…
Прошел и час, и второй, и третий, а людей и машин не убывало. Словно зрители съезжались на представление, не начинавшееся по неведомой причине. Уткнулась в забор «канарейка» с дежурившим на связи сержантом; подкатил к самому крыльцу «Форд» с прокурорской группой; замер посреди дороги «УАЗ» с экспертами из областного УВД. К полудню подъехала труповозка. Молодой врач в наброшенной поверх мятого халата болониевой курточке беседовал с советником юстиции; пыхтел папироской кинолог, подкармливая «Педдигри-пал» пса с лоснящейся на солнце палевой шерстью. Двое, присев у калитки, осторожно укладывали слепки следов в пластиковые пакеты.
— Около пяти видела, — отвечая на вопрос милицейского капитана, говорила женщина из местных, — сказала, что должны привезти саженцы.
— Кто и откуда?
— Этого не знаю.
— А до нее вы кого-нибудь видели?
— Видела, а как же. Адамишиных, вон та дача, под шифером… Бабка и сноха приезжали в такси. Потом… потом этот, как его… железнодорожный начальник приезжал на «Волге», говорил, в воскресенье собирается семью привезти на жительство. Вон там он в прошлом году купил…