— Вам плохо? — наклонился к нему следователь. — Позвать врача?
Он помотал головой, но сестра, пощупав его пульс, все же побежала за врачом, и через минуту-другую Фрол почувствовал, как руку повыше локтя стянул жгут, в вену вонзилась тупая игла, и его неудержимо поволокло в сон.
Проснулся он на закате. С помощью алюминиевой палки с резиновой подошвой отправился в туалет. Туго стянутая эластичным бинтом нога онемела, болели ребра и лицо, дышалось с трудом, но все это было ничем по сравнению с ощущением неотвратимой беды. Ощущение стало реальностью с известием, которое принес в девятом часу Стас Хижняк. Он появился в палате, нашел глазами Фрола и только после этого поздоровался с больными.
— Ну ты даешь! — бесцеремонно усевшись на койку в ногах Фрола, положил на тумбочку кулек с яблоками. — Не вписался в рыночные отношения?
Избитый приятель его веселости не разделил, вяло ответил на рукопожатие. Знакомство их было давним, но в дружбу не перерастало; «пофигиста» Хижняка всерьез никто не воспринимал, казалось, он идет по жизни, не преследуя никаких целей, и должность репортера по прозвищу Кудапошлют его вполне устраивает.
— Ты как узнал? — спросил Фрол.
— Ха!.. Звонил тебе все утро, а в обед следователь пришел. Я как раз в кабинете Черноуса «Пентиум» налаживал.
— О чем он спрашивал?
— О тебе. Что ты за гусь, не ездил ли куда в последние дни. Фотографии твои с немецкой фабрики смотрел, потом отправился к кадровикам. У меня спрашивал, когда и с кем ты накануне уходил, не было ли при тебе вещей…
— И что ты ответил?
— Как — что? Ответил, что ушел в половине двенадцатого, при тебе была сумка с аппаратурой. Я ведь тебе триста пятую открывал, где ты ее оставил, вот и рассказал все, как было… А что?
«Значит, сюда следователь пришел, уже зная, что при мне была сумка и что ушел я в одиннадцать тридцать? — думал Фрол. — Зачем же он тогда спрашивал об этом? Как будто не потерпевшего допрашивал, а обвиняемого. В чем он меня подозревает-то?»
— Ты что натворил, Фрол? — наклонившись к самому его уху, шепотом спросил Хижняк.
— Почему — натворил? С чего ты взял? — Сердце Фрола снова заколотилось в груди, подступила тошнота.
— Да я так просто спросил, — ретировался приятель и, помявшись, как бы невзначай произнес: — Тут еще Нинка Рудинская куда-то запропастилась, ее мать к Черноусу заходила, заполошная такая. Я сам не видел, правда, мне Мартинсон рассказал.
«Вот оно! — закрыл глаза Фрол, чувствуя, что проваливается куда-то в пустоту. — Влип!»
— Как… запропастилась, Стас? Что значит…
— Нет ее нигде. Получается, ты был последним, кто ее видел. В понедельник на фабрику вы с ней ездили, — словно оправдываясь, ответил Хижняк. И поспешил успокоить покрывшегося смертельной белизной приятеля: — Да никуда она не денется, я так думаю. Мало ли куда закатилась в отсутствие предков — не маленькая!