Не наше, конечно, дело — считать чужие деньги. Но бабка Пупырко просто убила бы сына своей золотой клюкой за такие немыслимые расходы.
— Ты что здесь делаешь? — тоже удивился князь. Конечно, не так, как Блинков-младший. Тот прямо язык проглотил, полез под стол за укатившейся машинкой.
Вот уж для кого Блинков-младший мечтал быть «что-тебе-мальчиком» и «иди-отсюда-мальчиком». Но не тут-то было. Старший князь просто мимо не мог пройти, чтобы не повоспитывать его при каждом удобном для себя и неудобном для Блинкова-младшего случае. Например, когда он (понятно, Блинков-младший, а не князь) сидел с Ломакиной и Суворовой за помойкой на холодильнике.
Старший князь считал себя другом семьи Блинковых. Во-первых, потому, что Голенищевы-Пупырко жили прямо над ними, и бабка Пупырко раз примерно в полгода устраивала затопления или подтопления, как это в зависимости от результатов называл техник-смотритель. А самое главное, старший князь был такой же дважды второгодник, как и его сыночек, и один год, кажется, в седьмом классе, проучился со старшим Блинковым. Только он тогда еще не выменял себе княжеский титул по бартеру на цистерну пива и был просто Пупырко. Иногда Блинков-младший представлял себе, как этот Пупырко бьет семиклассника старшего Блинкова по умной стриженой голове.
Старший князь постоял, постоял, а Блинков-младший посидел, посидел под столом, не подавая признаков жизни, и старший князь ушел к Эдуарду Андреевичу. Из-под стола Блинков-младший видел, что и эту дверь открыл для него бабьелицый. Причем князь ему не приказывал, а только уставился на дверь, как экстрасенс. Когда дверь открылась, он так довольно себе кивнул, вот, мол, что можно сделать одной силой воли.
Борис Владимирович возник бесшумно, вытянул Блинкова-младшего из-под стола и молча кивнул на телефонный чудо-аппарат: действуй, Блинков, ты же знаешь, как тут подслушивать. Видели.
И Блинков-младший начал действовать. Ничего не получалось.
Потом получилось, и очень громко. Борис Владимирович сорвал с головы мягкий форменный картуз и накрыл динамик телефона.
— Смотри, что делается, Эдуард Андреич! — убивался под картузом князь Голенищев-Пупырко-старший. — Это, честное слово, разгул преступности! Как же ты теперь, Эдуард Андреич?
— Да как-нибудь, Леонид. Как-нибудь обойдемся без твоей пивной, Леонид, — Эдуард Андреевич держался твердо: князь его на ты, и он князя на ты.
— Не пивная, а пивбар, Эдуард Андреич. Я открою у тебя в оранжерее пивбар, — с угрозой поправлял Эдуарда Андреевича князь Голенищев-Пупырко-старший.