— Идите, идите, — просительным тоном сказал старший Блинков. — Я осторожненько с ним поговорю.
Возражать было поздно. Эдуард Андреевич подошел уже близко и мог услышать.
Автомобиль, Который Никогда Не Угонят, жил на свете так долго, что у него появился характер. Он чувствовал настроение водителя, как умная собака. Если настроение было так себе, автомобиль не хотел совсем уж его портить и ехал нормально. А как только настроение поднималось, он решал, что пора как следует пожаловаться на старость и, может быть, выпросить себе новую шестеренку или хорошего масла.
В Ботанический сад автомобиль бежал ровнехонько, понимая, что старший Блинков очень волнуется за Эдуарда Андреевича. А на обратном пути стал капризничать. Он выл, стонал и кашлял. Он останавливался посреди улицы, и водители других машин, объезжая это неожиданное и опасное препятствие, крутили пальцем около виска и кричали старшему Блинкову обидные слова. Но папа не обращал на них внимания. Он очень радовался, что Эдуард Андреевич не перешел в стан врага.
— Прихожу я первый раз в Ботанический сад, — рассказывал он. — Первокурсник, стипендия сорок рублей. Нельзя ли, говорю, подработать у вас лаборантом? Эдик, он тогда уже был директором, ведет меня к Розе Моисеевне, и они дают мне испытание: сделать один опыт. В конце там осадок фильтруется на вату, а вата по латыни «госсипиум». Я и решил щегольнуть, что так хорошо знаю латынь. Все готово, говорю, теперь только госсипиум. Эдик обомлел. Ну и нахал ты, говорит! А Роза Моисеевна ему: ничего, зато руки хорошие.
Папа замолчал, ожидая, когда единственный сын спросит, за что Эдуард Андреевич обозвал его нахалом.
— Ты сто раз рассказывал, — непочтительно заявил Блинков-младший. — Им с Розой Моисеевной послышалось, что ты сказал не «госсипиум», а «угости пивом». Главное, сейчас он за кого, за наших или за тех?
— Разумеется, за наших! — улыбнулся старший Блинков.
— Если бы разумелось, он бы с самого начала им не поддался. А так что придумал: директором пивной! — разоблачил Эдуарда Андреевича Блинков-младший. — Мало ему Ботанического сада?
— Ботанического сада ему даже многовато, — сказал старший Блинков, — а вот платят постыдно мало. Мы, ученые, хотя бы знаем, что работаем на будущее. А Эдик, во-первых, не ученый, а хозяйственник, во-вторых, старенький. Он считает, что раз ему стали так мало платить, то его работа больше никому не нужна. И потерпеть несколько лет Эдик не может. Очень трудно терпеть несколько лет, когда тебе самому шестьдесят.
— Но ты его убедил? — спросил Блинков-младший.