Юна шагнула к радиостанции, но Чак схватил ее за руку, протянутую к ручке настройки.
— Сестрица! — фальцетом вскрикнул он. — Какая ж ты все-таки ду… неопытная еще! С монахами собралась толковать опять?
— Ну да, — кивнула она. — Чтобы сказать, что мы высадимся немного в стороне, обойдем поселок и будем ждать баркас дальше на берегу реки.
— Точно, молодец, соображаешь! — притворно восхитился карлик и отпустил ее руку. — Давай, выходи на связь…
Юна растерянно посмотрела на меня.
— …со всей Москвой, — заключил он.
— Тебя услышат и медведковские, если в броневике все же есть рация, и рыбари, — пояснил я.
Закусив губу, она отвернулась. Смилостивившийся Чак сказал:
— Хотя сама мысль правильная, сестричка. Так и сделаем — просто никому о том докладывать по радио не будем.
— Но мы доберемся до берега реки уже поздно вечером, — возразила она. — Как в темноте увидеть катер монахов? Она широкая…
— Не очень-то и широкая, — возразил он. — Да и огни монахи наверняка включат, чтоб не врезаться куда по ночному времени. Окликнем их как-нибудь с берега.
— Если у них будет работать мотор, не услышат, — возразил я. — А он будет работать, они ж против течения сюда пойдут.
— Значит, смастерим плот какой из веток, — отмахнулся карлик. — Это нас потом волновать будет, а сейчас надо поворачивать, потому что течение прямиком к реке, то есть к рыбарям нас несет, плюс мотор туда же…
Он замолчал. Мы все замолчали. Наступила тишина.
И в тишине этой стало ясно, что мотор баркаса тоже молчит.
Причем я даже не заметил, когда он отключился.
* * *
— Смотрите, что я нашла в тумбе. Лежала в глубине. — Обойдя рубку, Юна Гало показала нам деревянную подзорную трубу. По корпусу шла широкая трещина, залитая прозрачной смолой.
Мы с Чаком сидели у ограждения на носу, разглядывая поселок рыбарей. Над крышами домов, соединенных плавучими мостками, крутились ветряки, в центре высилось колесо обозрения.
— Чак, как там наш ствол?
Пробурчав что-то, он ушел на корму, где мы разложили на просушку патроны и пистолет. Я взял у Юны трубу.
То, что издалека напоминало клубки омелы, оказалось постройками рыбарей. Они приспособили к колесу свои домики из досок, фанеры и жести, используя вместо фундаментов железные люльки, в которые когда-то садились граждане, желавшие обозреть Измайловский лесопарк с высоты. Домики будто скворечники облепили конструкцию, примерно на четверть ушедшую в воду. В окошках горел свет, между постройками тянулись веревочные лестницы и гибкие, качающиеся на ветру мостки.
Я опустил трубу. Мы подплывали к поселку с востока, и колесо высилось точно на фоне закатного солнца — силуэт казался аппликацией из черной бумаги, наклеенной на большой бледно-розовый круг.