Затем все смолкает, точно его нет больше в комнате.
Часто сапоги его бывают в грязи, но когда он уходит, она не может уследить.
Дверь все время закрыта.
Ее больше всего заботит то, что брат худеет и бледнеет не по дням, а по часам. Ничего не ест и превратился в скелет.
Все это она сообщила доктору в больнице и просила его зайти к ним как бы случайно, посмотреть и поговорить с братом.
По приказу доктора я сопровождал его в этом визите и должен вести «скорбный листок».
27-го
Мы зашли к Дорич перед вечером. Учитель был дома и принял нас радушно, он правда худ, а главное, как-то истощен.
Нас угощали чаем в саду. Все шло мило.
К закату солнца хозяин становился беспокойным: вставал, ходил, не отвечал на вопросы, точно их и не слышал, глаза как-то бегали по сторонам.
Наконец, схватил шляпу и палку и, что-то пробормотав, ушел из сада.
Доктор прописал бром и посоветовал выследить, куда ходит больной.
28-го
Бром больной пьет беспрекословно, не спрашивая, что и зачем ему дают.
Он день ото дня становится все апатичнее. Где он бывает, узнать не удалось, но установлено, что он вылезает из окна.
3-го
Сегодня его доставили в больницу. Сестра хотела его задержать при выходе из сада, но он набросился на нее в исступлении и Бог знает, чем бы это кончилось; но, к счастью, больной запутался в распущенной шали, накинутой на его плечи, и упал.
Его связали и привезли к нам. Дан морфий.
Днем состояние спокойное, полное отсутствие аппетита и слабый пульс.
Вечером припадок бешенства и опять морфий.
4-го
Утром – спокойно. Стащил чернила и бумагу, что-то пишет и прячет. Приказано не трогать. Вечером заблаговременно морфий. Спит.
Неделя под тем же режимом.
Прибавился в весе.
12-го
Начал становиться беспокойнее. Доктор предполагает влияние наступающего полнолуния, хотя окна хорошо закрыты.
Приемы морфия увеличены.
Беспокойство усиливается, и морфий уже действует не сразу, а с промежутком времени после приема.
22-го
Ничего, ни малейших признаков.
Дали знать по окрестностям.
При очистке палаты нашли в печной трубе листки, писанные рукой учителя.
От сажи и небрежного письма многое прочесть нельзя; вот, нижеследующее, можно было восстановить:
18-го
Начинается бурный период. Обрили голову и надели смирительную рубашку.
При борьбе нечаянно оцарапали шею, не знаю только чем; ранка небольшая, но сочится кровь. Приказано мазать цинковой мазью. Больной дает, не сопротивляясь, но при этом хитро улыбается.
Припадки по-прежнему падают на вечер и первую половину ночи.
Дни спокоен.
Кормим почти силой.
Сестра и доктор хлопочут о перевозе больного в город. Здесь нет никаких приспособлений, даже удобной комнаты. А на действие морфия все меньше и меньше надежды.