Песня о теплом ветре (Егоров) - страница 30
Плещется Ишим, крутит воронки, кидает на берег огромные тяжелые льдины.
На земле лежит белый-пребелый кусок льда. Его греет солнце. И вдруг — музыка: лед начинает звенеть. В воздухе слышится тонкое, хрустальное «динь-динь-динь…».
Лед распадается на кристаллы. Кристаллы крупные, длинные и все такой точной правильной формы, словно их специально изготовил многоопытный мастер-гранилыцик.
«Динь-динь-динь…»
Весна пришла.
— Ребята, вы когда-нибудь видели такое чудо? — спрашивает Курский, поднимая ледяной кристалл.
— Нет, не видели. На Москве-реке этого не бывает. Ишим неистовствует, и нам очень сродни его настроение.
Мы сидим под обрывом, до которого вода еще не дошла, и жжем тетради. Надоевшие нам тетради. Теперь они не нужны. Школа окончена раньше срока.
Высоко вымахивают языки огня. Ветер рассеивает вокруг бумажный пепел, подхватывает целые горящие листы.
По узенькой тропинке к нам спускается майор Кременецкий:
— Что вы тут, черти-корнеты, творите?
Голос у него нестрогий, даже добрый.
— Да вот с тетрадками расправляемся, товарищ майор.
— Ну, ну… А артиллерию тоже жжете? — понятливо улыбаясь, говорит Кременецкий.
— Нет, по артиллерии мы все тетрадки оставили…
Приложив ладонь к глазам, Кременецкий долго разглядывает реку, затопленную степь. Мы стоим, молчим. Потом кто-то произносит обычное:
— Расскажите, товарищ майор…
Что еще может рассказать майор? Из его биографии нам, кажется, все уже известно. Но нет. Недавно мы случайно узнали, что Кременецкий воевал в этих сибирских местах — подавлял кулацкий мятеж.
Где только не был наш майор, какие карты не держал в руках! А нам, «корнетам», пока никаких карт, кроме Больших и Малых Вязем, и видеть не приходилось.
— Помню, был вот такой же ледоход… — начинает Кременецкий.
Дальше идет рассказ о том, как притаившееся кулачье и недобитые белые офицеры-колчаковцы подняли мятеж против молодой Советской республики, как сражались с ними коммунисты и комсомольцы. И в их рядах был молодой Сергей Кременецкий.
Наверху, над обрывом, звучит горн. Надо собираться. Сегодня у нас торжественное построение и выпускной вечер.
Поднимаемся на «Ишимскую набережную». Идем, как говорится, вольным строем.
— Может, «Танюшу» запоем? — предлагает Курский.
— Я вам дам «Танюшу», — немедленно откликается Кременецкий.
Но он, конечно, ничего не «даст»; мы выпускники. Тон у Кременецкого по-прежнему шутливый, добрый.
— О Танюшах скучаете, корнеты? — спрашивает он. — Пишут вам Танюши?
— Пишут, — отвечает Курский. — Особенно много Крылову.
Я толкаю Курского в бок.
А сам думаю об Инге. Она вместе с мамой и братом Игорем уже в Казани. Почти каждый день приходят от нее письма в красивых довоенных конвертах. Теперь таких не выпускают.