Песня о теплом ветре (Егоров) - страница 43

Впереди — несколько тревожных, смертельно опасных километров. О том, что ждет нас на этих километрах, меня предупреждал капитан Красин. Подъезды к городку кругом простреливаются. Лучше было бы отправиться сюда ночью. Но время не терпит, задание срочное.

Дорога избита снарядами. Ехать трудно, и все-таки, лавируя между воронками, мы мчимся вперед.

Надеемся проскочить. Но это не так просто: впереди и сзади уже рвутся снаряды, нас взяли на прицел.

На прицел взять нетрудно. Немецкие артиллеристы десятки раз били по этой дороге, у них здесь все примерено.

Нам можно полагаться только на мастерство водителя. Он и вправду искусник: то разгоняет машину, выжимая полный газ, то неожиданно резко тормозит. Пока немцы перезаряжают орудия, пока они вносят коррективы, можно мчаться вперед. Но вдруг надо сделать неожиданную остановку: ведь немцы, ведя стрельбу, принимают во внимание определенную постоянную скорость.

Снаряды рвутся то впереди, то сзади нас.

Молодец, водитель!

Мы въезжаем в городок. Новый, аккуратный, молодой городок, выстроенный, наверное, всего за несколько лет до войны.

Оставив машину на южной стороне улицы, выходим.

Городок мертв. В нем ни души.

Идем проспектами, заглядываем в дома — пусто.

Есть здесь хотя бы один живой человек? Оказывается, есть.

Навстречу попадается пожилая женщина с растрепанными седыми волосами, на плечах — рваная шаль.

— Вы начальник? — скрипучим голосом обращается она к Тучкову.

— Маленький, — неопределенно говорит он.

— Родной, скажи только правду. Если вы будете опять отступать, я должна собраться…

— Нет, мы отступать не собираемся, — заверяет Тучков.

Женщина смотрит недоверчиво и вдруг переходит на крик:

— Не обманывайте! Не обманывайте! Вы знаете, с кем говорите? Я — комендант города… Я город не отдам!

Потом она резко поворачивается и бежит прочь, размахивая шалью. Сумасшедшая. Около универмага Тучков предлагает:

— Зайдем?

— Давай.

Первый этаж — гастроном.

Бредем мимо прилавков, стеклянных будочек касс.

— Сашка, ты знаешь, сколько любительская колбаса до войны стоила?! — восклицает Тучков.

Он берет с прилавка картонную табличку-ценник, читает с пафосом:

— «Колбаса любительская…»

— Брось, — говорю я. — Не отравляй настроения.

Со стены на нас шаловливо смотрит розовощекий мальчишка Мурзилка с большущей ложкой в руках. «А я ем повидло и джем!»

— Да-а, — мечтательно протягивает Василий. — Вот жизнь была!

Теперь, после долгих месяцев войны, довоенная жизнь нам представляется идиллией, хотя была она порою и нелегкой. В детстве мы узнали, что такое продовольственные карточки и ордера на ширпотреб. Радовались тому, что в универмаге «выбросили» резиновые тапки или что в продовольственном «дают» крупу.