Вскоре Комов с облегчением подумал, что наконец-то это мучительное для него и морально, и физически действо окончено, и что он, судя по счастливому выражению на лице женщины, откинувшейся на подушки, не оплошал, несмотря на тяжкое похмелье. Теперь надо было для соблюдения приличий полежать рядом с женщиной ещё минут десять. Он потянулся к куртке, висящей рядом на стуле, достал сигарету и, чиркнув зажигалкой, с удовольствием затянулся. Женщина вынула у него изо рта сигарету и, неумело вдохнув в себя дым, вновь передала её Комову. Продолжая молчать, они выкурили сигарету до конца. Наверное, женщина видела подобную сцену в каком-нибудь заграничном фильме и теперь копировала шикарную жизнь его героев, живущих в фантастическом и недосягаемом для неё мире. Исподтишка наблюдая за ней, Комов размышлял, как достойно, не обидев хозяйку квартиры, уйти.
Чутко уловив настроение гостя, знавшая по своему опыту, что мужчины, получив удовольствие, заняты уже совсем другими мыслями, женщина пришла к нему на помощь:
Та, наверное, спешишь?
Комов с радостью откликнулся:
Да, мне, к сожалению, пора уходить. Дела… Начальство небось меня уже обыскалось.
Вскочив, он начал одеваться. Конечно, не мешало бы принять душ, но это значило затянуть прощание, а ему хотелось побыстрее покинуть и эту чужую квартиру, и ставшую ему совсем ненужной женщину.
Долгие проводы лишние слезы, сказал он про себя и, накинув куртку, подошел к окну.
Ты действительно работаешь в уголовном розыске? спросила она.
Да. Вчера у меня был отгул, а сегодня я иду в засаду, ловить особо опасного преступника, лихо соврал Комов, подумав про себя: Интересно, что ещё я вчера ей наболтал с пьяных глаз?
Взглянув в окно, он невольно отшатнулся: внизу было кладбище. Могилы и кресты почти вплотную подступали к дому. Ему сделалось страшно это было как предостережение.
Не пугайся. Это старое московское кладбище. А дом наш относительно новый. Я сюда въехала по обмену года два назад. Поначалу трудно было привыкнуть, но теперь все в порядке.
Хорошо, что мне не нужно к этому привыкать, подумал он.
И, словно угадав его мысли, женщина спросила с деланным равнодушием:
Ты ещё придешь? После восьми вечера я обычно дома. Так что, если захочешь, пожалуйста.
Она намекает, что, кроме меня, у неё никого нет. До чего же тонко порой женщины умеют передать свои мысли! подумал Комов, а вслух произнес:
Спасибо, дорогая, я приду к тебе непременно: мне с тобой было хорошо.
Но её трудно было обмануть. Она все поняла как надо по нарочито бодрому тону Комова. Ему не откажешь в умении говорить женщине приятные вещи, но она чувствовала наигрыш. В постели он был совсем неплох и все-таки, как говорится, не сошлось. И то, что он подошел к ней, наклонился и поцеловал в щеку, уже не имело никакого значения: это был всего лишь ни к чему не обязывающий ритуал вежливости. Она больше не заблуждалась на его счет. И когда за ночным посетителем закрылась дверь, женщина еле сдержала рыдания и долго лежала с глазами, полными слез, жалея не себя, а этого симпатичного молодого мужчину, за внешней галантностью и самоуверенностью которого проглядывала какая-то ущербная жертвенность. Она и сама не могла бы толком объяснить, что насторожило её в этом человеке. Но то, что в нем имеется нечто такое, чего он сам в себе должен опасаться, это точно.