Безусловно, там содержится масса интереснейшей достоверной информации, которой мы будем в дальнейшем пользоваться, но работа с этими отчетами зачастую создает впечатление, что действия сил происходят как бы вне всякой связи с предшествующими событиями, а решения командования не просто правильны, а единственно возможные в этих условиях. Поэтому хорошо было бы посмотреть Решения[1] соответствующих начальников на планируемые действия, то есть понять, каков был их замысел и на чем он основывался. Но именно эти документы в архиве отсутствуют.
Или взять хотя бы оперативные и разведывательные сводки. До 22 июня 1941 г. они подшиты в соответствующие дела, и мы с ними еще познакомимся, а затем они исчезают и вновь появляются лишь в 1943 г. Что, их все это время не существовало? Нет, например, разведуправление регулярно готовило свои донесения, но в архиве их нет. И подобных случаев предостаточно. Так что в ЦВМА, к сожалению, во многом отсутствует целый пласт документов, относящихся как раз к замыслам командующих на предстоящие действия. А потому иногда очень трудно понять, насколько результат соответствовал задуманному.
Теперь несколько слов о доступности архивных материалов. Абсолютное большинство документов, попав в ЦВМА в 40-е годы с грифом «секретно», так по сей день секретными и остаются. Сами понимаете, сколько в связи с этим возникает проблем. Правда есть один момент который частенько облегчает участь исследователя. Дело в том, что в то время, как один экземпляр какого-либо документа в архиве секретный, другой экземпляр этого же документа, например, в библиотеке Военно-морской академии, уже лет десять как рассекречен. Вот и маневрируем на так называемом правовом поле, которое чаще смахивает на минное.
Наконец, есть еще один аспект работы с архивными документами. Некоторым представляется, что ссылка на какой либо фонд — это что-то вроде гарантии достоверности. Но абсолютное большинство документов носит исключительно субъективный характер, писали их такие же люди, как мы с вами. Иногда нам кажется, что война — это одно большое сражение в котором военнослужащие непрерывно участвуют. Однако это совершенно не так. Как показали исследования, среднестатистический советский солдат в 1943–1945 гг. находился непосредственно в боевых действиях порядка 15 % времени, а остальное — это формирования, передислокация, отдых, излечение в госпиталях, обучение на курсах и т. д. Для большей убедительности возьмем пример, более близкий нашей теме. Одной из наиболее активных подводных лодок на Балтике являлась Щ-303. Провоевав от первого до последнего дня войны, она совершила пять боевых походов общей продолжительностью 157 суток, то есть непосредственно в боевых действиях она участвовала где-то 11 % от времени всей войны. У других кораблей, особенно боевых катеров, на других флотах эта цифра будет больше, и значительно, но если разберемся более подробно, то получится, что каждый, отдельно взятый моряк, прошедший всю войну, непосредственно находился в боевых действиях, как правило, не более 30 % военного времени. Если уж заговорили о подводниках, то больше всех из командиров советских подводных лодок в боевых походах провел И.Ф. Фартушный — 305 суток. Погибнув в январе 1944 г., непосредственно «на передовой» он провел порядка 34 % военного времени. А сколько военных вообще непосредственно не участвовали в боевых столкновениях?