Несвязно и визгливо кричал с берега Михалыч. Отчего-то не ему кричал, а вроде бы Щербине. И нехорошая рябь шла по воде, будто дрожала земля.
Порыбалили, называется. Всю рыбу распугали.
Арсений проморгался и едва обратно под воду не ушёл.
Над берегом торчал невесть откуда взявшийся... пупырь. Громадный выпуклый холм, поднявший к небу толстенную старую иву, и с десяток деревьев помельче, и лохматые кусты, и обмякшую палатку, горевшую оранжевым лоскутом с макушки.
Выглядело так, будто под верхний слой почвы засунули гигантский футбольный мяч: эдакий правильной формы прыщ вырос в одно мгновение.
– Ох, м-мать, - метался по берегу Михалыч. - Это ж надо. Ох, м-мать, а?
Щербины видно не было.
Цепляясь за травяные плети, окончательно измазавшись, Арсений выбрался на берег. Опасливо подошёл к холму, тронул рукой. Осторожно топнул в подножие, потом ещё раз - основательней.
Трава как трава. Мокрая. Земля твёрдая. Банка кукурузы вон валяется.
Наклон градусов сорок навскидку.
Внезапное появление бугра среди ровного поля не хотело укладываться в голове, Арсений в ступоре побрёл вокруг пупыря и, только углядев рассыпанную на полпути к вершине перловку, догадался испугаться.
И разом осел на землю.
Из столбняка его вывел жалобный крик Михалыча:
– Вань! Ва-а-ань!
Щербина-то, наверху, что ль, остался?
Когда подбежал Арсений, Михалыч кричать уже перестал, только бурчал себе под нос и мял круглый подбородок.
– Ты глянь, какая штука, - он поставил ногу на склон бугра. - Сколько градусов, как думаешь? Тридцать пять? Сорок?
– Сорок, сорок два...
– Ага. А ногу ставишь, как на ровное.
– Это как? - опешил Арсений.
– А попробуй вот.
Арсений попробовал. Действительно, полное ощущение, что ровная поверхность.
– Так чего ждем-то? - возмущенно крикнул он, устремляясь к вершине, где призывно рыжела распластанная палатка.
Палатка манила, близилась и... внезапно оказалась за спиной. А впереди теперь было лицо Михалыча с вылезшими из орбит глазами.
– Ты это... как? - сипло вытолкнул он из себя.
Арсений обернулся. Оранжевый лоскут неподвижно лежал на траве. Ждал.
Несколько шагов вверх, когда кажется, будто идешь по плоскому, и бац! снова внизу.
– Чёрт! Ты видел? - закричал Михалыч. - Нет, ты видел? Стой здесь, смотри.
Он шагнул на пупырь, сделал шаг. Плотная фигура его накренилась, застыв под диким, невозможным углом к земле.
– Видал? О как!
И ногу поднял, демонстрируя вовсе уже не человеческую ловкость.
У Арсения в животе булькнуло, и резкая боль скрутила кишки.
– Это что же такое-то, а? - потерянно пробормотал он и метнулся к ближайшим зарослям.