Потери были гигантскими. Во-первых, Щербина, разливавший водочку, оказался прямо на вершине пупыря. На крики он не откликался, сам не шевелился; что с ним сейчас происходило, и жив ли он вообще - неведомо.
Во-вторых, палатка и все три рюкзака. А с ними - съестные припасы, документы и удочки. И если палатку можно, скрепя сердце, бросить, то спиннинг было искренне жаль. А уж чтобы вернуться без документов - такое даже представить страшно.
В наличии оставались: запасные дюралевые колышки от палатки числом семь, моток капронового шнура, пенал с поплавками и мормышками, банка сладкой кукурузы и поллитровый термос с отваром шиповника.
Отвар, впрочем, тут же и выпили, пока планировали эксперимент.
– Ну-ка, Михалыч, давай ещё раз.
Тот послушно побрел к вершине, шаг за шагом накрениваясь чуть не до горизонтали. Потом в один невозможно краткий миг повернулся и назад. Главное, Арсений заметить ничего не успел, как раз сморгнул.
– Давай ещё.
И снова та же история. Будто... Арсений похолодел от аналогии - будто отражается в невидимом зеркале. Плоскостная симметрия трехмерного объекта... бр-р.
В пузе забурлило от жути.
– А если бегом попробовать?
– Давай-ка ты теперь. Я посмотрю.
Бегом опять не вышло. Почудилось на мгновение, будто расплылось все перед глазами, и опа! бежим обратно.
Чертовщина. И ведь до макушки пупыря всего ничего, а не добраться.
– Может, кинуть чего?
Кидали палки, потом колышки от палатки. Летели они вначале нормально, но затем, будто притянутые к поверхности пупыря, отвесно падали вниз в метре от подножия.
Для чистоты эксперимента Арсений встал сбоку, наблюдая за процессом. Баллистическая траектория несомненно искажалась.
Собирать колышки не составило труда. Если не оглядываться, полное ощущение, что наклоняешься к земле. Со стороны, конечно, вид жутковатый.
Пробовали падать: человек прилипал к склону почти вертикально, чувствуя при этом, что лежит.
Пытались забросить шнур с петлёй, зацепить ветку поближе к вершине. Выходила та же ерунда, что и с палками. Не долетало.
У Арсения от нервов вконец расстроился желудок; он то и дело, выпучив глаза, бегал в густые заросли. Михал Михалыч панике не поддавался, хмурил лоб, крутил пальцами подбородок, но решения тоже не видел.
Арсений с отчаяния пытался звонить - все равно куда, но телефон мёртво молчал. Глушь.
В конце концов решили возвращаться за помощью. До Малаховки километров двенадцать, часа три шагом. Оставался, правда, вопрос, как объяснять про пупырь, но эту проблему Арсений малодушно переложил на Михалыча.
Сам он оставался на всякий случай караулить застрявшего Щербину.