Вдруг кто-то, проталкиваясь через толпу, отодвинул меня плечом и, выйдя вперед, стал перед Хаджи Керантухом. Это был русский Афанасий — так мы привыкли называть его. Он и правда был когда-то русским солдатом, но еще двадцать лет назад по доброй воле перешел к нам, женился на убышке, принял наш язык и наши обычаи. С трудом продравшись сквозь толпу, он встал перед Хаджи Керантухом, стащил с головы войлочную шапку и низко поклонился:
— Прошу, дай мне сказать только одно слово.
И когда Хаджи Керантух не ответил ни да ни нет, старый солдат повернулся лицом к нам и сказал на чистом убыхском языке:
— По вере и крови я один из тех, кто сейчас воюет с вами, и вы вправе не верить мне! Но когда русский генерал придет сюда, он первым повесит на этом дереве меня, и поэтому вы должны верить мне! Я не хотел в вас стрелять и ушел из армии русского царя, и ваша сестра стала моей женой и родила мне двух сыновей. Ради них, ради неба и земли, ради бога и всех святых не спешите уйти отсюда в Турцию, не оставляйте свою землю сиротой! Вы не знаете, что ждет вас здесь, но ведь вы не знаете и того, что ждет вас там! А здесь все-таки наша земля. Не уходите с нее. Пусть как будет, так и будет!
— Молчи, гяур! — крикнул ему мулла Сахаткери и сжал кулаки так, словно готов был ударить его.
— Он русский. Он хочет, чтобы солдаты пришли и проткнули нас штыками! — крикнул кто-то из толпы.
Стоявший рядом со мной маленький, согбенный в дугу старик, навалившись на посох, который глубоко вошел в мокрую землю, тяжело вздохнул и прошептал:
— Счастливы наши предки — умерли, не увидев этого страшного времени.
— Несите сено, — приказал Хаджи Керантух, и несколько молодых людей бросились к навесу у коновязи, под которым лежало сено для лошадей. Хаджи Керантух торопил их, и они — один за другим — вбегали в дом с охапками сена и выбегали за новыми. Когда они перетащили туда почти все сено, Хаджи Керантух остановил их, поднялся в дом и поджег сено.
Он вернулся, а сзади него почти сразу же из густого дыма показались острые языки пламени.
Оцепеневшая толпа задвигалась и зашумела:
— Чем виноват этот дом?
— А кому ты хотел оставить его?
— О аллах, пощади нас!
— Пусть лучше бы нас убили здесь, чем потонуть с кораблем по дороге!
— Если ты такой храбрый, зачем стоишь здесь? Бери оружие и встречай генерала!
Вдруг среди этих многих голосов раздался один, самый пронзительный и отчаянный:
— А свои дома тоже сжигать?
Пожар разгорался все сильнее, кругом в ближних дворах сначала лаяли, а потом начали выть собаки.
Хаджи Керантух пошел к коновязи, где стоял его конь, и на полдороге остановился, наверное, ждал, что я, как обычно, поспешу подвести к нему коня и подержу ему стремя, когда он будет садиться.